Константин Потапов все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

…и услышав этот встречный возглас,
в небеса гудком тоскливый вздох,
возвращаясь блудным тепловозом
в край родных перронов, поездов,
разревись! И по щеке звездой
пронесется наш совместный возраст.

Но никто встречать тебя с вокзала

двое спутанных наушников в кармане
два обломка морзе в тихом океане
две погасшие в рождественской рекламе –

я да ты

по запястьям, по сплетениям тропинок
по скользящим натяженьям карабинов

Если птицы спросят, в чём же смысл,
если птицы спросят, в чём же суть,
я скажу – с разбегу в волны с мыса.
На двоих. И наудачу чувств.

Мой ответ присяжных не сконфузит,
я отвечу бойко, без заминки –
жизнь свело в тугой душистый узел

Она легка. Движения легки.
Как обреченность ноты в детском хоре.
И вся она – как молодость реки,
не знающей о неизбежном море.

И если смею я взглянуть тайком
в сплетенье томных смуглых очертаний,
то бог внутри рождается комком

Мне это выйдет боком -
в тебе слишком много Бога.
Тебя написал Набоков
как лучшую из вещей.

Я знаю, что мы погибли.
Тебя написал не Киплинг,
а первый из авторов Библий.

Май цвел. Май умирал. Май исходил.
Гремел вагон. В права вступало лето.
Я задыхался. Гас. Я был один.
Я был один под тяжкой ношей этой.
Я жив был только в спекшихся губах.
И я нес весть и был я весь - судьба
стрелы в тугом объятье арбалета.

Люди возводят пятницу в бога,
наполнив зельем бокалы, бонги,
на начало сеанса последнего Бонда,
стараясь не чувствовать скорби, боли,
не отплаканный лед, не упавшие бомбы,
и смеяться в такси, и сидеть полубоком,
чтоб не помнить заботы, работы, аборты,
танцевать, целовать, заниматься любовью,

Лети через просеку, милый мой мальчик,
мой солнечный, юный, педали крути,
пролетом тропинок, верандами, дачей,
оградой, огромным оконным, горячим
орешником в пятнах асфальт окатив.

Лети через ландыши в бисере влаги,
и ливень, и лето, и плющ, и балкон,

Был снег. Был день, когда он столько падал,
что улицей, схлестнувшейся в гудках
в одно подобие железного клубка,
в один натянутый до звона шар,
швыряло нас из каменного ада
в уют прихожей, мы срывали шарф,
не понимая, чья и где рука,
и почему так бархат кожи гладок,

Как жаль его ушедшего, как жаль…
О нём ещё мигают перекрёстки.
При мысли о его уходе в жар
ещё бросает лампы трех полостных
заснеженных пустынных магистралей.
И нервы телефонные дрожат
о нём одном. И ощущают остро
его нехватку в утреннем астрале

дорогая, на что тебя выменял?
дорогая, на что променял?
сколько было всего в твоем имени
только все – про меня, про меня!

дорогая такое не вычистить,
пусть меня сто богов проклянет
на века

Вечный Полдень

Спи. Несмотря ни на что – просто спи.
Пусть тебе снится мелькание спиц
твоего колеса и полосок шоссе.
Просто спи. Просто сон. Просто спи, ибо все
давно пробудились, давно мертвы.
Пусть тебе снится шелест травы

Я люблю говорящих вполголоса.
Ведь вполголоса говорящие,
все, как правило, настоящие,
да с дымящимся кубом совести.
Я люблю говорящих вполголоса.

О влюбленностях и о горестях,
и о счастьях, и о несчастиях

Дорогая, запомнить тебя одетой,
хмурой, садящейся на диету,
в центре ленивого воскресенья,
в окончанье закачки последних серий,
запомнить в любимом свитере с горлом,
пьяной, уставшей, веселой, голой,
слабой, упавшей, сильной, гордой,
в профиль у зеркала, с длиной чёлкой.

И потянутся за окнами вагоны, полетят
поезда воспоминаний по заснеженным путям
в города, с названьем коих ты отныне не в ладу,
где рассвет встречает кухни в послепраздничном бреду…
Так, домыв свою посуду, тихо в форточку кури.
Здесь тепло не отлетает ни от лестничных перил,
ни от медных рукояток – сквозь завесу холодов,
каждый город, вероятно, помнит каждую ладонь.

Из дымных, и пьяных, и скомканных комнат
в мгновенный промозглый трезвеющий бег,
где выпавший первым так девственно бел,
звездой распластаться на площади в полном
доверье к затянутой в узел судьбе.

Звездой распластаться, лечь на спину льдиной,
и в звезды глядеть, в небо полное льдин,

Не успеваю спать-
Стихи тормозят.
Но бросить писать
Нельзя, нельзя!
Безумно и долго,
В глубине души моей кухни,
Громыхая рифмой и бУхая
(Казалось,потолок рухнет)

Киты выбрасываются на берег, потому что
море становится настолько тихим,
что тишина заполняет каждую клетку
китового сердца, и не подняться
к поверхности за глотком нелюбви.

Киты выбрасываются на берег. Море
помнит их не по именам, но по выраженью

Ладно, пускай, хорошо.
Короткая стрижка. Кольцо на большом.
Взгляд птичий умен, невинен.
Главный вопрос навсегда решён –
если самум в её жизнь пришёл,
искренне верить в ливень.
Такие растут из джинсовых шорт:
смотри, как легко опрокинула шот.

От первой женщины уходят как от мамы:
задравши гордо нос, в слезах, с пустым карманом,
до друга с ночевой, ему под водку плачась,
что нету ничего, прекрасней, чем без платья,
что сука, и потом, проснувшийся в субботу,
как рыба воздух ртом, глотая гарь свободы,
ты смотришь в потолок, себя найдя в постели
как волк, что уволок свой бок, что был прострелен

В том парке листва еще бредила ливнем.
Отдавшись объятьям промокшей скамьи,
он, только что бывший смущенным, наивным,
теперь растерял все ужимки свои.

В неловких манжетах, распахнутых настежь,
в ладони под ворот, в поджатых губах -
он был скоротечным, он был настоящим,

Горбунову и Горчакову.

Я много лет ношу пальто.
Оно – практически мой очерк.
А впрочем, стих мой лишь про то
как очерк мой размыт, неточен.

Я много лет ношу пальто,

Музыка - Ваня Шведов
Текст, исполнение - Костя Потапов
Расплата приходит всегда,
её голова седа,
в глазах всё, что ты не отплакал –
вот облик грядущей расплаты.

Расплата заходит в дом,

Ты спросишь меня, почему так неприбранно?
Вчера нас с утра затопило рыбами
неслучившихся воспоминаний.

Они плыли, сминая
всё на своём отчаянье,
большим косяком.

1.
Я смиряюсь с гудками
в телефонных сетях,
с тихо рвущейся тканью
на протертых локтях
и с тобой за свой статус –
отправитель письма.
В нем навеки останусь.

Рвись и лети шёлк!
Платье – крутись вихрем!..
В танце скользят икры!
Вся она вздох… Выкрик!..
Вся – разошедшийся шов.
Сколько б пустынь ты прошёл,
чтобы ее выкрасть?