но невозможно быть, вот так, вверху, невыносимо долго, там, где рвётся, где принято пронзительно молчать, когда внизу, в окно скребётся ветка какого-нибудь дерева, хоть той же сливы, растущей под окном, и бесится потом, когда наступит осень в беседке, в чашке из-под кофе, или в стакане с недопитым чаем. И дело даже ведь не в том, что кто-то там, вначале умер, а в том, что кто-то будет жить, бесцеремонно рвать и складывать созревшее в ведро, переживая по другому поводу всё то, что означают сад и осень. и кто, чего или с кого там спросит за этот грохот вёдер и за этот шум, ему все это совершенно ни к чему - он будет проговаривать слова, вдобавок к тишине, как будто бы вас два, точнее – двое – один по ту, другой по эту сторону окна, как белых два пятна в стекле. а ты, который там, вверху, где невозможно быть – ты всё же будешь стоять, пронзительно звенеть молчаньем про сад, про то, что сливы синие висят в саду, где кто-то умер, там, вначале. и если есть на свете тишина, то все стихи останутся прологом, стихи, которые рифмуются с дорогой и с богом одинаково легко, когда внизу, в окно, в то самое окно скребётся ветка, и наступит осень. и если нас о чём-то, правда, спросят, то всё, о чём не стыдно будет рассказать, так это только то, когда пришлось молчать, молчать, молчать. but it is impossible to be, like this, above, unbearably long, where it is torn, where it is customary to remain piercingly silent, when below, the window scratches branch any tree, although the same plum growing under the window, and raves later, when autumn comes in the summerhouse, in a cup of coffee, or in a glass with unapproved tea. And it's not even that, that someone there, in the beginning died, but that someone will live, unceremoniously tear and fold the ripe in a bucket, worrying about something else, what does the garden mean and autumn. and who, what or whom will they ask there for this crash of buckets and for this noise, it all does not need anything at all - he will to pronounce words, in addition to silence, as if you were two, more precisely - two - one on the other on this side of the window, how white are the two spots in the glass. but you, who are there, above, where it is impossible to be - you will still be stand, pierce about the garden, about the fact that the plums are blue in the garden, where someone died, there, in the beginning. and if there is silence in the world, then all the poems will remain prologue, poems that rhyme with the road and with God it is equally easy when below, in the window, A branch is scratched at that very window, and autumn comes. and if we are asked about something, it is true, then everything, about what it is not a shame to tell, so it's just that, when I had to be silent, be silent, be silent.