Текст песни Лития Тахини и Музыкальный Пешеход - Мумие

Исполнитель: Лития Тахини и Музыкальный Пешеход
Название песни: Мумие
Дата добавления: 23.01.2020 | 17:28:48

Просмотров: 40
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным

Здесь расположен текст песни Лития Тахини и Музыкальный Пешеход - Мумие, перевод и видео.

Итак друзья, возьмусь пожалуй рассказать о тайнах той, которая тахини пригубила на причастии.
Чья лития, отражена устами непреложными, обвита-огорожена от глаза злобного Колодцами-дворами, которые хранят в себе сквозной пролет между мирами.
Когда ночь сновидящая держала открытыми свои занавеси-веки – меня втянуло
В окаменелую плоть, вцепившуюся в ребра собственного скелета.
Когда-то оно было существом бесполым огромного размера.
Существо было похоже на живую планету и внутри растило свою ноосферу.
Выглядевшее заинтересованным, оно питалось чужим опытом, живыми историями
И даже внимало посмертным рассказам внутри гробов с крематориями.
Оно не просто ело, оно искало свой главный вопрос, пока из глаз его не потекли чужие слезы.
Чужие слезы – яд.
Умирало оно мучительно быстро, соленая влага еще не успела на его лице высохнуть.
И вот прошли века, тысячелетия, из дыр зияющих, поросшие быльем,
Сочатся, перегнившие сюжеты историй отживших - капает мумие.

В меня отовсюду капает мумие, во мне ассимилирует ожившее отжившее – ожившее во мне.

Когда я вхожу в эти истлевающие, когда-то прекрасные чертоги,
В мою честь, величаво молчат надраенные трубы траурных оркестров.
И вроде готова услышать скандальную правду о жизни единорогов,
Но из винного кувшина крохотный Маяковский выражает свой протест.
Из его уст несется о поэтах и писателях, он не доволен моим безразличием к литературе, к книгам.
Вслух, советую ему принять таблетку альфу, а про себя, рекомендую выпить омегу,
И кувшин с Маяковским катится мимо.
Иду и замечаю, как не гнутся плечи, неужто, на меня свалился вдруг, тот самый опыт,
Сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг.
В мои глаза пристально смотрит эгрегор Пушкина, плавится сургуч моих зрачков,
Чувствую себя ключом от всех замков библиотек сожженных,
И одновременно, аскетичной дочерью блудных богов.

В меня отовсюду капает мумие, во мне ассимилирует ожившее отжившее – ожившие во мне.

Пытаюсь отряхнуться, но блуждающий форвард, пасует в меня обратно все до единой упавшие капли.
Я мечтаю услышать о себе – Маргарита, но в след мне бездушно несется – Геката!
Ныряю в черный ретрит, но торные тропы подсознания уводят меня в хвойный.
На ощупь утюжу колючее, сосны и елки морщатся, они не любят когда против шерсти гладят их иголки.
Эгрегор Пушкина давит мне на плечи, в моей вене хвойная игла, началось переливание –
Из знаков препинания и слов, в меня льется смола, и эта песня уже во мне, эта песня - мое камлание.
Беспрерывная трансляция того, чего здесь нет, циркулирует во мне меняя резус-фактор моей крови.
Мое ЧСВ шкалит, втихаря от всех, под нижним ребром припрятан шкалик.
В нем – чернобылье, его градус держит в узде мои эго-суставы.
Я куражусь и заявляю – Я поверхностный шут, я мелко шучу – и отдаю честь лицедеям – Лицедеям Слава!
Мое плохое настроение испорчено, передоз от мумие в меня вгрызается, накатывает интоксикация, ассимиляция закончена.

Рассудок плывет, но глобальный предиктор застенков ума, держит мое сознание в фокусе разума.

(c) Лития Тахини So friends, I’ll probably take on the secrets of the one that Tahini sipped at the sacrament.
Whose lithium is reflected by immutable lips, entwined, fenced off from the evil eye by the Wells-yards, which contain a through passage between worlds.
When the dreamer kept her curtain-eyelids open at night, I was drawn into
Fossilized flesh clinging to the ribs of its own skeleton.
Once it was a huge asexual creature.
The creature was like a living planet and inside it grew its noosphere.
Looking interested, it was fed by other people's experiences, living stories.
And even listened to posthumous stories inside coffins with crematoria.
It didn’t just eat, it looked for its main question, until other people's tears flowed from his eyes.
Someone else's tears are poison.
It was dying painfully quickly, the salty moisture had not yet managed to dry on his face.
And now centuries have passed, millennia, from gaping holes, overgrown with past,
Ooze, decayed plots of obsolete stories - the mummy is dripping.

A mummy drips into me from everywhere, the revived outdated assimilates in me - revived in me.

When I enter these decaying, once beautiful halls,
In my honor, the kicked trumpets of mourning orchestras are majestically silent.
And I’m ready to hear the scandalous truth about the life of unicorns,
But from the wine jug, the tiny Mayakovsky protests.
From his mouth rushes about poets and writers, he is not satisfied with my indifference to literature, to books.
Aloud, I advise him to take an alpha tablet, but to myself, I recommend drinking omega,
And the jug with Mayakovsky rolls past.
I go and notice how my shoulders do not bend, really, all of a sudden, the same experience fell on me,
The son of difficult mistakes, and genius, paradoxes are different.
The egregore of Pushkin gazes intently into my eyes, the sealing wax of my pupils melts,
I feel like the key to all the locks of the libraries burnt,
And at the same time, the ascetic daughter of the prodigal gods.

A mummy drips into me from everywhere, the revived outdated assimilates in me - the revived in me.

I'm trying to brush myself off, but the wandering forward strips me back to the last drop.
I dream to hear about myself - Margarita, but the next to me traces me soullessly - Hecate!
I dive into a black retreat, but the torrential paths of the subconscious lead me to the coniferous.
Ironing prickly to the touch, pines and Christmas trees frown, they do not like when their needles are stroked against the wool.
Egregor Pushkina presses on my shoulders, in my vein a conifer needle, transfusion began -
Of punctuation marks and words, tar is pouring into me, and this song is already in me, this song is my incantation.
A continuous broadcast of what is not here circulates in me, changing the Rh factor of my blood.
My ChSV scales, quietly from everyone, the scale is hidden under the lower edge.
Chernobyl is in it, its degree keeps my ego joints in check.
I pretend to be courageous and declare - I am a superficial jester, I am jokingly finely - and salute the hypocrites - Lyceum Glory!
My bad mood is spoiled, an overdose from a mummy bites into me, intoxication rolls over, assimilation is over.

Reason floats, but the global predictor of the dungeons of the mind keeps my consciousness in the focus of the mind.

(c) Lithia Tahini