Ольга Макеева все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Изумленный, растерянный, убранный кружевом пены
За кормой расплывается медленно берег Коперны,
И, сияющим взглядом сияние взгляда встречая
Я как будто вступаю в преддверие вечного рая.

Двадцать лет, вспоминая волшебную эту картину,
Я ночами гляжу на храпящего рядом мужчину,
И пытаясь бороться с обидой и глупой досадой

Маленькой девочке очень не хочется
Спать – но ругается мама усталая.
Манная каша никак не закончится,
Кукла Наташа совсем уже старая.
Кукла Наташа фарфороголовая
Смотрит так нежно, так верно откуда-то
Издалека – и мое бестолковое
Детство всплывает, смывая запруды. Так

Взвилась кострами синяя ночь,
Будильником взвилась тишина.
Никто и ничем не сможет помочь
Насильственно лишенному сна.
Так вставай, поднимайся, рабочий народ,
Взашей гони замшелую лень,
И если нам с тобой повезет,
То мы переживем этот день.

Взвилась кострами синяя ночь
Будильником взвилась тишина
Никто и ничем не сможет помочь Насильственно лишенному сна
Так вставай, поднимайся рабочий народ
Взашей гони замшелую лень
И если нам с тобой повезёт
То мы переживём этот день!

Как ни бейся, как бойся проиграть,
Все равно тебе придется выбирать.
Между строем и толпою,
Между светом и покоем,
Нас качается отчаянная рать.

Это муторное время не про нас,
Вот и лопается встроенный компас,

Лето мерцало, плакало , пело
Делало с нами все, что хотело,
Тонкой свечою, пламенем ярким
Лето сгорело, стало огарком

Лето, стелившее ночь к изголовью,
Ночь, напоенную то ли любовью,
То ли безумной, бездумной тоскою,

Мне нечего тебе сказать.
Я ошалела от тщеты:
Достать, догнать, купить, прибрать,
И так – до полной немоты.
До сытой пустоты ночей,
Привычной чистоты жилья.
Отращивания ногтей,
Выращивание детей,

Я читаю твое письмо и смотрю в окно.
За окном проливной июнь, за окном темно.
И качается свет бессонного ночника
Над листом бумаги, как крылышко мотылька.

А ты пишешь мне про белую ночь,
Про меня в ночи, про совсем не прочь,
Про любить и ноныче и тогда,

Ничего не говори. Просто
Протяни через беду руку,
Просто сердце отвори гостю,
Осторожному его стуку.

Зимней ночью одному страшно,
Верить снежному нельзя царству,
И не важно, чья вина, важно

Стреляли не в тебя. Но пуля - дура.
Она летит, себя воображая
То звонкою стрелой, то вольным ветром,
То бабочкой, порхающей над лужей,
То птицей, быстрокрылой и беспечной...

И только на излете, налетая
На теплое, кричащее, живое,

Обидно, конечно, но впрочем, обычное дело
Вернуться с работы под утро и прямо с порога
Поцапаться в хлам со своей половиной дебелой
И дверью шарахнув, уйти, не подумав немного.
Обшарить карманы, считая гроши торопливо,
И видя, что хватит, рвануть прямиком к магазину,
Нацелясь на пару бутылок дешевого пива,
Но прямо у дома попасть прямиком под машину.

Старый, седой паяц, экс-королевский шут
Грузно бредет в кабак сумеречной порой.
Дремлет парадный плац, гулко куранты бьют,
Девочку за пятак щупает часовой.

Ах, как он был хорош в бархате и шелках!
В складках одежд едва звякали бубенцы.
Пусть не во всем пригож – дам возбуждает страх,

Мой милый друг, мой друг неблизкий, я повторяюсь. Ну и что ж! В глуши моей карело-финской другой забавы не найдешь, как к Вам писать. Еще не зная, какую тему разовью, я чую, чую дежавю, слова на вкус перебирая. Почти почившие в забвенье (забей, наплюй и разотри), всплывают чудные мгновенья из памяти – одно, два, три, двенадцать, триста двадцать восемь – я помню все наперечет. А лето медленно течет, все более склоняясь в осень, и я все более клонюсь к сарказму, пусть и с неохотой, пусть и борюсь еще, борюсь с собой, ищу высокой ноты, но вряд ли отыщу уже.

Комар гудит на вираже и мессером заходит с тыла. Шлепок – и нету комара. Любовь прекрасная уныло во мне шевелится с утра, к обеду просится наружу, а ввечеру – простыл и след, а мне и времени-то нет ее искать. Чего уж хуже – в тоске-печали вечерять, вперяя взор в блокнот заветный, и с ужасом осознавать, что и не сладок плод запретный, и не волнуется душа, и сердце – нет, не кровоточит… Уж дело мало-мало к ночи, а не наплакалось стишат, не излилось строки звенящей и трепетной из-под пера. От скуки в тишине зудящей охочусь я на комара, оставив светлый образ Ваш.

Возможно, виноват пейзаж. Все то же небо, то же поле и то же озеро вдали, и ветер в бархатном камзоле гоняет тучи-корабли из края в край, и преют травы на позаброшенных лугах, и время прячется в стогах, и лезет леший из канавы, и убегает в темный лес, где, претворяясь каменюкой, спит дух, владетель здешних мест и греет лысину гадюкой. Все те же ягоды, грибы, компоты, джемы, маринады, и в цветуёчках палисады, и плен натопленной избы, и та же лень, и та же нега, неприхотливый дачный быт, и в воду весело с разбега, и в небо с песнею навзрыд… Вокруг все та же красота, что и всегда.

Но я не та. Мне скучно, бес - но без томленья весны и розовых соплей. Не бередят мои мученья воспоминанья прежних дней, увы! Я так была бы рада живописать былую страсть, но вот досадная напасть – свели коня у конокрада. От нежной муки клонит в сон, от песен сердца вянут уши, и как-то побоку, влюблен в меня предмет иль равнодушен ко мне – я знаю наперед, что может быть, а что случится… зачем познавшей ветра птице просить у неба самолет? На что красавице клобук, к чему доярке Северянин? Моя отрава, мой недуг звучат во мне без липкой дряни весьма сомнительных страстей.

Что ж, пора, наверное, ставить крест. Пустота такая, что всякий жест оставляет привкус прокислых щей, и досадней юношеских прыщей этот вздор, эти пышные словеса, эта память вздоха на волосах, на затылке, этот чужой задор, и призывный взгляд, и немой укор, и холодный кофе – та еще дрянь, и зачем я встала в такую рань?..

Брезжит утро - в тучах и клеверах. Здесь у нас, на простуженных северах, под конец июля почти всегда пахнет осенью, и течет вода с прохудившихся навсегда небес, снизу вверх чернеет и мокнет лес, и в канаве, шелковый пух суча, вездесущий колышется иван-чай. И недобрый ветер, и полусвет, и в сенях развешенный сухоцвет.

Это было славно – болеть тобой, ведь бумага стерпит надрыв любой, ведь ни дня без ласкового письма... Я любила многих и всех весьма, но недолго - честно сказать, пока заплеталась нежностями строка и томился страстью неловкий стих. Я забуду тебя, как забыла их, потому как перевелись слова. На дворе трава, на траве дрова.

На дровах унылый полиэтилен. Горизонт печален без перемен, и торчит осина, как перст судьбы. Домочадцы чапают по грибы, надевают куртки и сапоги, чайный пух выписывает круги над дорогой. Изредка из-за туч выползает бледный осенний луч и обратно прячется второпях, как птенец в черемуховых ветвях.

Принцесса позволяла ласкать себя вечерами,
Но ласкавший ее утолял только свой голод,
А ее тоска, как пушистая мимоза,
Оставалась маленькой сказкой одиночества.
"Принцесса"
Э. Седергран

Она позволяла ночами ласкать себя,

Стоило ль, годы гоня, уходить от погони,
Мокнуть по грязным дорогам имперских провинций,
Клясться в любви престрелой трактирной матроне,
Чтобы в объятьях ее ненадолго забыться -

В кои то веки - на теплдой и чистой постели,
Стоило ль вызов бросать всемогущим и грозным
(Впрочем, таким малодушным и жалким на деле)

Дай руку, сядь рядом, Прочь скуку смой взглядом. Без злости, без лести – Ты ноныче гость мой По праву, по чести. Как вздорно мы жили – То штормы, то штили! Не зная субботы, Покоя не зная, Все ждали чего-то. Но, встретив, попутал Нас ветер попутный, И вышло так славно, Мой баловень пришлый, Мой помысел давний. Стань братом, стань мужем, Встань рядом, мне нужен Твой голос негромкий, Чтоб боль раскололась И вышли осколки. Чтоб с мясом, чтоб с кровью, Чтоб разом залить любовью Все наши заботы Из трапезной чаши Священной субботы.

Если завтра будет дождь
Проливной стучать по крыше,
Я, наверно, не услышу,
Как несмело ты войдешь
В дом, опутанный дождя
Бесконечной канителью,
Как, обидевшись смертельно,
Хлопнешь дверью, уходя,

В этом доме замок уничтожен, как класс :
Приходи и входи, без звонка и без стука.
Вот, казалось бы, проще простого наука,
Но ее ты осилить попробуй хоть раз.

Что, казалось бы, проще - подняться наверх
По заплеванной лестнице старого дома,
Огибая бойницы оконных проемов,

Ты живешь в уездном городе N,
В старомодном доме возле реки,
Где весной так славно цветет сирень,
А зимой сугробы так глубоки.
Равнодушен к шуму душных столиц,
К перелетной славе, пустой молве,
Ведь в саду твоем сладкозвучных птиц
Больше, чем и в Питере и в Москве.