а небо бы подарилоА небо бы подарило тебе самое чистое облако, оно пока что далеко, только если ты успеешь зашить подкованные раны от неположенно оставленных окурков.
Чинно рвём платья по заранее подготовленному сценарию, прикрываясь газетами с лживыми заголовками и непослушно пляшущими буквами, очередной имаджинариум.
Неслышно передают бутылки чего-то крепкого из рук в уста, из уст по углам, в них трещины мерцают без лишних затёртых глаголов и словесных баталий.
Нескладно просачиваются руки, посиневшие от холода в тюбиках и сотни жестоких орудий, не люди, определённо не люди.
В спрятанных сухих аннотациях души больше нет, лишь искривлённый хребет — нет, не гор — хранит остатки былого величия.
Наличными, вылеченными, замучанными тушками мы бьёмся о хруст затемнённых зеркал, а клетка пустует углолками глаз.
на снегу так и манятНа снегу открытые дверцы так и манят, так и манят отсутствием решающего голоса, а волосы рвём на газетные полосы по десять, десять, десятьдесять.
Проституция чувств от небрежно прострелянных слов, постэльных пастелей и неонового смеха между строк.
Облака взбитые тянут-потянут к теме того, что творится над головой выше смутно заплаканных крыш, малыыш..
По разбитым лестницам шагаешь редко, будто бы даже не зная про ступеньки-дни, а огни вдалеке — лишь медно делёные месяцы, самолётами и кольцами веток.
Откусанные верхушки деревьев-кисточек, вплетённые в недокрашенные рисунки обломки души, а ведь она целее чем души некоторых персонажей векторных, не спеши,
Не слушай про цветочную смерть под самый нецветочный сон, где-то шарики под кожей, где-то привычки непохожи, внутри, слева, где похуже.
Пишет о себе, но для всех, глупая такая. Я по-другому наоборот, на самом деле мы похожи, как вымазанные в саже горящие половинки леса на трассах дорожных и творожных массах.