Тарас Опарик все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Битым кирпичом обернуласт река
Может это Бог наказал дурака.
Бесполезным грузом на шее теперь
Гиря в двадцать пять килограмм.
Нету двух зубов и рассечена бровь,
Видимо не так погибает любовь,
Но кто-то прошептал мне, что все же пора

Что может быть проще, чем взять себя в руки
И сесть наконец за письмо.
И буквы катать по крахмальной бумаге
В надежде на восемь томов.
А может быть проще тебе позвонить, но
Ржавеют мои провода.
Что может быть хуже, чем думать о том, что
Не встречу тебя никогда.

Плевали под ноги, под нами стелились черты - очертанья земли
Мы поняли многих, мы многое поняли сами, но сами себя не смогли.
и только на вышках все те же прожектора освещают пути
но мне тебя не найти.
Свистели метели. Ну вот наконец прилетела - настала зима,
Чего-то хотели. Но внутрь себя запираясь слетали с ума.
Холодное солнце за каждым углом нам мерещится-чудится вновь
вот такая любовь.

Нету в трамвае места, ехать в трамвае тесно
На работу.
Нету в кармане денег, знаю, что понедельник - не суббота.
Холодно нынче в мае, граждане замерзают,
ходят хмуро.
Ты меня разлюбила, сердце моё разбила
Вот же дура.

Здесь ничего не происходит,
Только сильнее слипаются веки.
А в окружающем псевдо-народе
Сложнее всего отыскать человека.
Губительна дружба и прочие связи,
Мечты тяжелеют, висят как вериги.
А новые-сверх толерантные князи
Жгут Геростратов и просятся в книги.

У каждого творца должна быть муза и портвейн
И перхоть в волосах и револьвер с одним патроном.
Приказы долго жить корявым росчерком вдоль вен
И шрамы, как печати под неписанным законом.
Шальное мифотворчество системных букварей
В коктейле с разноцветием запретных аллегорий
Как прежде порождает одиночных бунтарей,
Что, как и все, горят, но презирают крематорий.

Когда канцелярия неба допустит неточности
На вверенной ей картографической плоскости
Стекло в ледяном отчужденьи научит на прочности,
А рота солдат оловянных обучит стойкости.
Мы стащим с себя расписные оберкти и фантики
И радостно плюнем в замыленный глаз телепризрака.
И в души посеем последние зерна романтики
И выйдем на волю без опознавательных признаков.

Так хочется быть живым,
Чтобы глаз упоённый свет
Не закончился в тот момент,
Когда хуже не может быть.
Не закончился за окном
В глубине городских пучин
И ряд вымышленных причин
Не замкнулся скользящим узлом.

Клён, как заправский меняла сменяет на золото зелень вот-вот.
Начнется период блюзовых аккордов, минорных попоек и нот.
Прекрасная леди для "Черного кофе", сопливая дрянь для меня
Выносит мозги завыванием ветра и любит тоску нагонять.
Синкопами дождь по отливу грохочет и аккомпанирует мне.
И мой карандаш разрывает умагу, не в силах оставить на ней
Ни слова, ни звука. Ну что же, подруга, мы снова не спим до утра.
Смотри, Геростраты в оранжевых робах ползут поджигать твой храм.

Выхватил у вечности пару строк,
Головою брякнулся о порог.
Притворился камнем, ушёл легко
С берега кисельного в молоко.
А с меня, овцы, только шерсти клок.
Если выпрядешь, то считай - свезло.
Только бы припомнить, где случился перелом.

Поэт-прозектор, препарирующий плоть своих стихов,
Обезображенных мучительным рожденьем -
Слепой прожектор, не способный вырвать больше метких слов
В косноязычной тьме избитых выражений.

Кайф прошёл - он помнит, кто был рядом
Посошок в последней рюмке с ядом.

Улицы, люди ходят сутулятся
Люди бродят и хмурятся
Как в лунатическом сне.
Грустные девушки выйдут желая быть музами
Синие ноги прикроют рейтузами
И будут мечтать о весне.

Пр. Радости хочется

Минутная стрелка пришла в начало,
Стрела пронзила пяту Ахилла.
А сердце чёрную кровь качало
И дальше билось, назло всем билось.

От чёрной крови болело сердце,
Металось лошадью взбеленённой.
Мечтало просто вернуться в детство

Изрядно уставший от вечного стрёма,
Вхожу в коридоры, в дверные проемы.
Блуждающей тенью на белой кирпичной стене.
Фрустрация в поисках вечного кайфа,
Постыдная слава героев "ньюс-лайфа",
Увидите Бога - скажите ему обо мне.

Пр. И если случится какое-то горе,

В детство манит быт может наш старенький дом или мама.
Это пляшущий хлопьями снег за окном или манна?
Не понять, не поднять вросший намертво в ил якорь-память.
Ты снежинку в ладони словил и сдавил, чтобы таять.

Вот покаялся, веруешь - адовы псы не облают.
А в степях неуёмно шаманы босые камлают.
Нынче можно поверить всему, чему совесть позволит.