Кровью плакали наши реки, гибли братья мои в боях, Ох, и много на белом свете пепла серого на полях! Сеют, сеют свинец солдаты, всажен в землю лихой запал. Ох, и много наш век двадцатый черных холмиков накопал!
Это было, все это было, было, было – я все скажу! Землю горем людским знобило, я по этой земле хожу.
Я хожу по земле, а где-то тоже топчет весной траву Человек, расстрелявший гетто, мой Смоленск и мою Литву. Что он видит во сне, убийца, может, ждет по ночам гонца. Лица, лица, дымятся лица и видениям нет конца.
И не смею я жить спокойно, спать спокойно, спокойно петь, Если он сочиняет войны и тайком посылает смерть! Our rivers wept with blood, my brothers died in battles, Oh, and a lot of white ash gray in the fields! Sow, lead soldiers sow, lead into the ground dashing fuse. Oh, and a lot of our twentieth century black mounds dug!
It was, all this was, was, was - I will say everything! The earth was shivering with human grief, I walk this earth.
I walk on the ground, but somewhere also tramples on spring grass The man who shot the ghetto, my Smolensk and my Lithuania. What he sees in a dream, a murderer, maybe waiting for a messenger at night. Faces, faces, smoking faces and visions have no end.
And I dare not live peacefully, sleep peacefully, calmly sing, If he writes wars and secretly sends death!