Белой березы заробев, Белым царем не отогрев Белых покровов окоём, Белых очей немой закон.
Чудь живьём в курганах, в мочь не выдать Ермаку, Грудь-кручина в шрамах, ведай, стойки подсеку!
Слухом страшна - затак никто не дохнет, Чудь-сторона как руны на иконе, Солнце горит как ягель старых капищ, Русь навалит ярмом еловых лапищ! Правду блюсти - с кого потомки спросят, Хлебу расти и лепоте ремёсел, Жутью в устах - пущай всю нечисть знают С чудью в крестах последний раз камлают...
Чудь не согнуть, пылает жар в глазницах, Смерть или путь, тот что стирает лица. Требных денниц - одной не в пору брезжить, Кто темнолиц, того взнуздАет нежить! Вдосыть реви да зачинай подкопы, Перстью в крови наполним чернотропы. Краше Москвы родных кумирен безружь! Плачем вдовы не оторочить ветошь! Белой березы заробев, Белым царем не отогрев Белых покровов окоём, Белых очей немой закон.
Чудь живьём в курганах, в мочь не выдать Ермаку, Грудь-кручина в шрамах, ведай, стойки подсеку!
Слухом страшна - затак никто не дохнет, Чудь-сторона как руны на иконе, Солнце горит как ягель старых капищ, Русь навалит ярмом еловых лапищ! Правду блюсти - с кого потомки спросят, Хлебу расти и лепоте ремёсел, Жутью в устах - пущай всю нечисть знают С чудью в крестах последний раз камлают...
Чудь не согнуть, пылает жар в глазницах, Смерть или путь, тот что стирает лица. Требных денниц - одной не в пору брезжить, Кто темнолиц, того взнуздАет нежить! Вдосыть реви да зачинай подкопы, Перстью в крови наполним чернотропы. Краше Москвы родных кумирен безружь! Плачем вдовы не оторочить ветошь!