- Дорогая, милая Лера
"Дорогая и милая Лера
Мы все преодолеем" -
Я шептал тебе это всю ночь
А ты ревела,
Кусала локти.
А тогда,
Между прочим, я уже точно
Знал, почему твой язык
- Здравствуй, теперь ты мое небо
Под ногами скользит окрепший лед.
Шестое декабря.
Я взмахиваю руками и побитой вороной,
Собравшейся на взлет,
Пытаюсь
Крылья обнажить,
Но тянут вниз якоря.
И разбивая колени,
- Когда лампы гаснут
Я возвращаюсь домой,
Когда лампы гаснут
И солнце, глазным яблоком,
закатывается за горизонт на покой.
Я возвращаюсь домой.
Не видно ни людей, ни дороги
Я не слышу машин, лишь только ноги,
Ступающие на горький ноябрьский снег.
- Прикосновения
Я падаю, а мне бы стены сломить, да по лестнице шагом,
бегом, хоть ползком взобраться, легко сложно ли.
Безобразными каракулями имя твое выводить по коже ножницами.
Мне глаза твои кажутся светло-желтыми молниями, я слышу гром раскатами.
А пока, дай, посмотрю поближе и тебя запомню.
В этот раз отпечатками.
- Утопленник
Запутавшись в собственной киноленте,
состоящей из разных женщин, напитков и книг,
я ловлю в волосы, словно в сети, дующий с моря холодный северный ветер.
Песок жадно цепляется к моим ногам,
как оголодавший мальчуган хватается за рукав богатой тети.
Я растерял былую храбрость будучи на влезете и, как оказалось,
мне слишком сложно воевать с судьбой. И я – не я, а кто-то другой.
Я сломлен, Я глух, Я нем, Я – фанера для костра собственной веры и молодости.
- Циклон
Рассвет. На веранде холодно. Ты нервно растираешь ладони, в попытке их согреть, а я слежу за этими движениями, продолжая делать вид, что читаю Бродского и ты мне не интересен. Мое дыхание спокойно, однако когда ты чиркаешь спичкой и немного щуришься, я ощущаю, как меня затягивает в твое горло вместе с дымом и я лечу по сложным траекториям, наблюдая, как быстро течет кровь внутри. Дым выходит наружу спустя несколько секунд, а я остаюсь, запутавшись в альвеолах, но так даже лучше — здесь я ближе к твоему больному сердцу.
Это чувство не имеет имени. Ты знаешь, я ведь люблю давать имена вещам, но вряд ли имею право давать название чувствам — это кто-то когда-то уже сделал за меня.
Мы говорим перебивая друг друга, не делая пауз, так, что язык заплетается и слова получаются похожими на комочки манной каши. Когда я вновь смогу вернуться к Бродскому, солнце уже будет парить над горизонтом, однако, мы так и не скажем ни одной фразы вслух. Абсолютное молчание, молчание — длинный и сложный разговор.
- Знаешь, я уверен..Можно все. — Ты говоришь это перед тем, как уйти.
Я медленно закрываю глаза, а потом резко их открываю, в надежде сосчитать количество ярких пятен. На удивление их не так много, всего лишь одно. Что бы я не говорила, ты никогда не поверишь, что я видела цвет твоей души.
- Юношеский максимализм
Все это
Юношеский максимализм
Мой пубертатный период
Внутренние катаклизмы сопровождаются криво наложенными швами и линиями
Сердце покинуто, разорвано, брошено
Словно после драк
Зубов крошево
Не верится, что я избавлюсь от этой истерики
- Я опять посвящаю тебе стихи
Мне снятся невыносимо морские глаза, цветов Айвазовского
Я слушаю старые записи, голоса. Не нахожу педаль тормоза
Я покупаю тебе васильки, но стоят они в маминой вазе
Я пишу тебе письма на старый адрес, отправляя в обратный рейс
Я дарю девушкам твои духи, но пахнут-то словно другие
Эти дамы не слышат крика любимого имени, похоже глухие
Воспоминания пахнут полынью, интернетных линий горечью
И каждой чертовой ночью, плюю на гордость и едва себя узнаю