жаркие речи стареют в покровах дневных свечей- они укрывают охотнее пять ночей. На шестой не хватает ему речей И он исчезает
Она принимается вспоминать как есть, Чтоб не скрасить, хоть и всех уловок его не счесть. Пускай будет частью живого, но уже не её, не здесь, И она отпускает.
А потом атаки за бойнями: всё в душе, И внутри, и снаружи осталась она в неглиже. То ли броситься в прошлое, то ли остаться на рубеже… Только стоит ли выбирать?
Он был не весел и как-то по-детски глуп. Не любила она и сухость припухших губ, И то, что на искренность с ней был он удивительно скуп, И, наверное, много других недо-.
А еще до мерзости частые встречи, Когда он прижимал к себе её восковые теплые плечи. Когда она знала, что каждый миг он её калечит, Но не могла уйти.
И грохот его машины, и вкус измен, И как катафалк для неё его беспощадный плен, Его голос, когда поднимался руками выше её колен: Он знал, что он у неё один.
Становился частью её незыблемого пути, Часть, которую как хотела бы она стороной обойти. И кто не пытался только душу её спасти, Не давала…
Она не любила его, играла, словно ждала свистка, Когда можно убить в нем несуразного игрока. И достать запасной патрон из поношенного старого рюкзака Для себя, чтоб не отставать, раз уж это такая игра. hot speeches grow old in the covers of daytime candles they shelter more than five nights. On the sixth, he lacks speech And he disappears
She starts to remember how to eat, So as not to brighten, though all the tricks it does not count. Let it be part of the living, but not her, not here, And she lets go.
And then the attacks for the slaughter: everything in the shower, Both inside and outside she remained in negligee. Either rush into the past, or stay at the turn ... Is it worth choosing?
He was not cheerful and somehow childishly stupid. She did not like the dryness of swollen lips, And the fact that he was surprisingly stingy with sincerity, And, probably, a lot of others are under-.
And before the abomination of frequent meetings, When he pressed her warm wax shoulders to himself. When she knew that every moment he crippled her, But she could not leave.
And the crash of his car, and the taste of cheating, And as a hearse for her his merciless captivity, His voice, when he raised his hands above her knees: He knew that he was alone with her.
It became part of its unshakable path, The part that she would like to bypass. And who did not try only to save her soul, I did not give ...
She did not love him, played, as if waiting for a whistle, When you can kill in it an awkward player. And get a spare cartridge from a worn old backpack. For myself, to keep up, since this is such a game.