Туман кутает продрогшие станции, одевает город в матовый стронций Бросается в ноги ранним прохожим. Устав, этот туман лезет в воду. Проснувшись холодным утром, такие большие мы смотрим на солнце, Являясь всего-навсего кластерами планетарной системы старика Резерфорда. От города рвота. И мысли, что снова не там и снова не с теми. А ночь, бредя через чужие постели, участливо бьёт в циферблат с букетом истерик, симптомов. Я со скуки построю график собственной встречи со счастьем, но прочь От ординат и абсцисс уходит в никуда черным вороном стрела асимптоты. За окном город сгорает в осенней агонии и зима уже наступает на горло А небо чистое и холодное, но в сумерках звезда, как непокорное сердце кая. Играя, мы всё осилим под пиканье зуммера, мешая Ханса зиммера и Луперкаля, Мы всё осилим, вновь засыпая в эпицентре России. Но сегодня ты умер, парень, Сегодня ты умер парень, открыв Сартра. Сегодня ты глупый камень, сжегший Берна, мосты и рации. Сегодня строй стены, а завтра с пеной у рта доказывай, что ты не раб сенсорной депривации. Где овации? Мы раньше танцевали под лизергином и сдирали эти маски стомеской, Теперь вольем в экзистенциальный кризис вина и занюхаем достоевским.
Время ревёт, но тянется тоненькой леской и режет дрожащие пальцы. Сегодня мир - ребенок и у окон детской катастрофа кружится вальсом, Он сдохнув, воскреснет на лестницах. А мы пошутим, что он приёмный, А потом обнаружим, как он повесился на одной из этих верёвок.
По ладоням города едут пустые трамваи, я вдыхаю позднюю осень, Как жаль, что мы всё проебали. Но радует, что пустота будет после. С Амуром война, он выбросил лук и взял стальной парабеллум, И все города теперь рушатся, перерождаясь со мною в фавелы.
На закоулках юного космоса умирает весна, и на землю упадет слеза бога, Но он просто актер очередного снаффа, извините, мне сегодня так похуй Я уже сутки без сна. И чертовски устал, руки деревянные, как доски, на которых распяли Христа, а глаза слипаются, словно их намазали воском. Fog Kuta shivering station puts the city in matte strontium It stands at the feet of passers early. Charter, the fog creeps into the water. Waking up on a cold morning, so big we look at the sun, It is the only planetary system clusters old Rutherford. From the city of vomiting. And the thought that again and again there is not those. A night I wandered through someone else's bed, sympathetic strikes in the face with a bunch of hysterics, symptoms. I'm bored to build its own meeting schedule with happiness, but away From the x-ordinate and goes nowhere black raven arrow asymptote. Outside, the city burns in agony autumn and winter is coming on the throat And the sky is clear and cold, but in the twilight of a star, as a rebellious heart kai. While playing, we all will overcome a beeping buzzer, making it difficult to Hans Zimmer and Lupercal, We will overcome all, falling asleep again at the epicenter of Russia. But today, you're dead, man, Today, you're dead guy open Sartre. Today you stupid stone, Having burnt Bern, bridges and radio. Today, to build the wall, and tomorrow, foaming at the mouth to prove that you are not a slave of sensory deprivation. Where a standing ovation? We used to dance to lizerginom and tore off the mask stomeskoy, Now volem in an existential crisis and wine zanyuhanny Dostoevsky.
roars time, but stretches a thin line, and cuts trembling fingers. Today the world - child and child windows disaster spinning waltz, He sdohnuv, will rise on the stairs. We joked that it foster, And then we find he had hanged himself on one of the ropes.
Palm city trams go empty, I breathe in late autumn, What a pity that we squander everything. But glad that the void will be after. With Cupid war, he threw the bow and took the steel pistol, And the city is now crumbling, reborn with me in the favela.
At the corners of the cosmos dying young spring, and fall to the ground a tear of God, But he's just another actor snuff, I'm sorry, I'm now so fuck I have a day without sleep. And damn tired, wooden hands, as the board, on which Christ was crucified, and his eyes were stuck together, as if they smeared with wax.