Текст песни записки на теле - рыбы протухшего моря

Исполнитель: записки на теле
Название песни: рыбы протухшего моря
Дата добавления: 23.08.2016 | 07:32:29

Просмотров: 30
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным

Здесь расположен текст песни записки на теле - рыбы протухшего моря, перевод и видео.

Синхронизация фрагментов мозга и сердца,
на примере тел младенцев в полотенцах,
в инкубаторных залах, улов врачами дает начало,
а сами кичатся по углам социальной защитой.
За считанные секунды заполняются ядом.
Дома из бумаги и спичечных коробов,
построенные врагами слов, рабами снов.
Снова и снова забиваю в памяти кол,
по осколкам воспоминания сходятся,
коды в фрагментах шифра, цифры лжецов,
срывая ценники выпавших золотых зубов.
Грубость строит вокруг одни лишь запреты.
Заперто на ключ девушкой Ханной.
В стакан наливает воды, до дыр стирая,
этикетки бутылей с минерализацией,
легализированных скважин зараженных.
Стражники догорающих в пламени городов.
Казнят за каждое слово, храня осколки виновных,
разбитых камнями керамических тел,
созревших в трущобах подпольного мира.
Реанимируют веру в себя и высшее, бессмертие мысли,
предоставляя свободу выбора трудящимся.
Нищие восстанут ликом навязчивости.
Пьянящий дождь угасающей вечности,
беспечности в клетчатых, тюремных одеждах,
без встреч, но встречному движению наперекор.
Уколот в широкую вену, стены все так же жмут,
жгутом колено зажато, сквозь жабры перекрывай дыхание.
Ханна, ты ткань обрывками, как рыба в аквариуме,
варишься заживо, как животное в новую стезю.
Степную зону комфорта, в три порта на разных кораблях,
капитан у руля спросил меня стоя. Кто ты?
Кто я? С ясными мыслями, в молоке с мюслями плаваю,
в лодке, селедкой Ханной, такой же гуманной,
и в каше манной густой, без устоев погряз мой стол,
сто тысяч лье под водой тонуть как патроны в обойме нагана.
На парусах, как русак, чтоб в момент долететь,
дотлеть углем, вместе с ленью в нем, огнем сойдемся.
Сольемся пламенем, в племя под одним знамением,
именем, званием на душу, был укушен вампиром иллюзий.
Ханна скрываясь за ликом музы, была лишь занозой в пальце.
В августе все странницы и странники вернулись домой.
Коснувшись земли, на мели рифа, корабль остановился,
установился контакт на палубе, перебои работы двигателя,
в движении, перегрев основных цилиндров,
литр на милю, под илом половина узлов, винные дожди снова пьянят.
Нас с Ханной теперь оттесняет левый ряд морской автострады.
В торговом зале отдела свежих морепродуктов,
море протухло, потухли последние свечи, с прошлого вечера.
Все так же ждем встреч, уже целую вечность.
Век снов с ампутированными конечностями.
Плавники сами унесут не суть куда.
К дверям конечного пункта, направления, цикличности
в двух строчках отыскал смысл жизни, точка.

Кто я? С ясными мыслями, в молоке с мюслями плаваю,
в лодке, селедкой Ханной, такой же гуманной,
и в каше манной густой, без устоев погряз мой стол,
сто тысяч лье под водой тонуть как патроны в обойме нагана.
На парусах, как русак, чтоб в момент долететь,
дотлеть углем, вместе с ленью в нем, огнем сойдемся.
Сольемся пламенем, в племя под одним знамением,
именем, званием на душу, был укушен вампиром иллюзий.
Ханна скрываясь за ликом музы, была лишь занозой в пальце.
В августе все странницы и странники вернулись домой.
Коснувшись земли, на мели рифа, корабль остановился,
Потолок обвалился на ноги, балками зажимает в кровь,
Брови скрывают глаза и признаки пронизывающей боли.
Соленое море, соленое море, соленое море.
Рассыпалось мировоззрение как проекция во времени.
Распустились ремни, удар об камни прерывает мечту.
Корабль идет ко дну.
Падение.Идем ко дну.
Падение.Идем ко дну.
Корабль.Падение.
Идем ко дну.Крушение.
Ханна. Мы идем ко дну.
Корабль идет ко дну.Мы идем ко дну.
Ханна. Synchronization fragments brain and heart,
the example of bodies of babies in towels,
in the incubator rooms, doctors catch gives rise,
and boast themselves in the corners of social protection.
Within seconds are filled with poison.
Houses made of paper and match-boxes,
built by the enemies of words, slaves to dreams.
Again and again scoring in the count memory
in fragments memories converge,
code fragments in cipher, numbers, liars,
tearing tags separated gold teeth.
Rudeness is building around alone bans.
Locked with a key Woman Hannah.
In a glass pour water to erasing holes
Label bottles with mineralization,
legalized wells contaminated.
The guards in the dying cities of flame.
Penalty for each word, storing pieces of the perpetrators,
Broken stones ceramic bodies,
matured in the slums of the underground world.
Revives confidence and higher, the thoughts of immortality,
giving workers the freedom to choose.
Beggars face rise obsessions.
Heady rain fading eternity,
carelessness in check, prison clothes,
no meetings, but in spite of oncoming traffic.
Prick in a wide vein walls still tight,
Harness knee clamped, overlapping through the gills breathing.
Hannah, you scraps of cloth, like a fish in an aquarium,
varishsya alive, like an animal in a new path.
Steppe zone of comfort, in the three ports on different ships,
Captain at the helm asked me standing. Who are you?
Who am I? With clear thoughts in milk with muesli swim,
boat, herring Hannah, a humane,
and semolina porridge thick, without foundations sunk my desk,
hundred thousand leagues under the sea to drown as the cartridges in the cartridge clip revolver.
On sails, like a hare, to reach at the moment,
dotlet coal, along with laziness in it, with fire we get together.
Solemsya flame in the tribe under one banner,
name, rank per capita, was bitten by a vampire illusions.
Hannah hiding behind the face of the muses, was a thorn in his finger.
In August, all the pilgrims and pilgrims returned home.
Referring to the land on the reef shallows, the ship stopped,
to establish contact on the deck, disruption of the engine,
moving, main cylinders overheated,
liter per mile under the mud half knots, cloudy wine drunk again.
We Hannah is now pushes the left lane motorway of the sea.
The trading floor fresh seafood department,
Sea rotten, extinguished the last candle, since last night.
All just waiting for meetings, for ages.
Century Dream amputees.
Fins are not themselves carry away far.
By the door of destination, directions, cycling
in two lines I found the meaning of life, period.

Who am I? With clear thoughts in milk with muesli swim,
boat, herring Hannah, a humane,
and semolina porridge thick, without foundations sunk my desk,
hundred thousand leagues under the sea to drown as the cartridges in the cartridge clip revolver.
On sails, like a hare, to reach at the moment,
dotlet coal, along with laziness in it, with fire we get together.
Solemsya flame in the tribe under one banner,
name, rank per capita, was bitten by a vampire illusions.
Hannah hiding behind the face of the muses, was a thorn in his finger.
In August, all the pilgrims and pilgrims returned home.
Referring to the land on the reef shallows, the ship stopped,
The ceiling collapsed on its feet, clamps beams into the blood,
Eyebrows hide his eyes and signs of penetrating pain.
Sea Salt, salty sea, salty sea.
Crumble world as a projection in time.
Dissolve belts, hitting the rocks interrupts the dream.
The ship is sinking.
Padenie.Idem down.
Padenie.Idem down.
Korabl.Padenie.
Go to dnu.Krushenie.
Hannah. We go to the bottom.
The ship goes to dnu.My go to the bottom.
Hannah.