Марта Яковлева все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

your birthday must go on

примерно за неделю до этой даты,
у меня сносит крышу, и дождь льет во все сады
я бреюсь налысо, я ухожу в солдаты,
я никого не слышу, и ерунды
могу наговорить огромное количество...
меня тянет, то в монахини, то в короли.

"для разговора с тобой, господи, есть другое время, другие слова, но мне как обычно проще по своему, чем наизусть. и возможно, это гордыня и я не права, но ты же слышишь меня, господи... вот и пусть. пусть будет так как есть, так как от сердца идет само, пусть будет в любви, как в боли и в нежности, как в бреду. это, то что сочится из рук моих - не кровь уже, а вино, и я топлю себя в алкоголе и это значит, что я иду. я иду от нее, господи, и это значит я буду с тобой, ведь ты отвечаешь на мои вопросы, терпеливо бурча, моя жизнь с ней господи это бой, и в нем сложнее всего - не рубить с плеча.
для разговора с тобой, господи, есть другие темы, другой тон. я это знаю, господи, но все опять о своем. мою любовь не скинешь кому-то на руки как пальто, не перепрыгнешь одним прыжком, как водоем. я не схожу с ума, господи, я привыкла жить с этим и вот - живу. что во сне, что на яву, повторяю имя одно. потом одергиваю себя, натягиваю тетиву: играю в скраббл или смотрю кино. а потом моя нежность снова прорезывает меня как нож, прорывает меня насквозь, берет в тиски, и я беру телефон, и с размаху кидаю его в окно, и только траектория моей руки, возвращает меня к прошлому... { вот я, вот она. мы лежим на полу, сплетаясь ногами, лущим арбуз. по телевизору - тарковский. зеркало. тишина. я целую ее куда-то в ухо и безумно боюсь, что все растает... }
или другое - храм, господи, дом твой. солнце заливает песок. сидим на ступенях, азбука жжет гортань. и нет сил молиться, и я тыкаюсь ей в висок, и она берет меня за руку и говорит - встань. встань и иди, как будто это твой шанс. как будто некуда больше идти - как к нему. и я делаю два шага до двери и это коллапс, инсайт, откровение... снова во тьму.
и еще кое-что (последнее, потерпи...) усадьба, лестница, парк, тишина кругом, мы валяемся на траве и кажется что мы спим, а мы читаем друг другу стихи. и незайтеливо врем. врем, будто так будет вечно и лето продлится лет сто, мы успеем случиться, влюбиться и все, что еще захотим. ее волосы по траве, мои пальцы, и шум авто... босиком, позвякивая колокольчиком на ноге, воспарим. мы врем, что все по-божески, все o.k. и что все получится, не в этой жизни так в той...
я одергиваю себя и просыпаюсь. опять не с ней. слышишь, господи? слышишь, мой золотой?

для разговора с тобой, господи, есть другие темы, другие слова. я это знаю, господи, знаю как никто. но то, что я говорю сейчас идет изнутри. и это значит, что я права. так что же мне делать с этой любовью, господи, что? "

зажать тебя во влажных простынях
как мумию, спеленутую в кокон
зажать, держать, молчать и только вздохом
и обнаруживать присутствие меня

зажать тебя между собой и стенкой
коленкой упираться прямо в пах
и знать что это ты стучишь в висках

закрывает глаза, засыпает в ласковом гамаке, а над ней - невесомые листья яблочного оттенка,
ей приснится цыганка, гадающая по руке и по кофе, сидящая прям на земле у стенки,
подпирающая ее своею немолодой спиной, замотанная в какие-то бесконечно узлы и тряпки,
но одним своим профилем, выделяющаяся над толпой и не годящаяся ни в тетки ни, скажем, в бабки,
а как-то удивительно знающая, что к чему и щедро дающая это каждому, кто остановится или спросит
она гадает ей по руке, наливает горячий кофе, кидает сахар - кусочкамии, по одному, и затягивается черной гвоздичной щелкающей папиросой.

...закрывает глаза, засыпает после обеда в уютном плену кантат, и прислушивается к гомону птичьей стаи,

Иногда я звоню тебе и ты там никак не подходишь. И тогда я волнуюсь: вдруг ты совсем потерялся? Вдруг ты нашел себе что-то и переводишь теперь свои рельсы внутрь чужого пространства? Вдруг не узнешь теперь меня, если увидишь? Пройдешь этак мимо, не оставляя уже ни шанса сказать тебе:"эй,я звонила, говорят ты уехал в Питер", ну или хотябы просто по-дружески попрощаться. Иногда я звоню тебе, но там никто не снимает трубку, и это даже ужаснее, чем "абонент не доступен". Я думаю :"Вдруг ты встретил её и сейчас задираешь юбку, гладишь по бёдрам и думаешь:"Вот же суки, четр ли их дернул звонить в это самое время, когда я так прекрасно , так окончательно занят".
Я жду 6 гудков, отключаюсь, вытаскиваю батарею из телефона и думаю:"Может быть у него экзамен,переговоры,вызвал начальник и снова утюжит уши:"я от вас жду 3 плана к 4 мая".
и тоска и тревога стихают, становятся глубже, и я говорю:"конечно я все понимаю"
Иногда я звоню тебе, а там..да,железная лейди говорит "ты вне доступа",говорит "позвоните позже".А я отвечаю "что вы хотели этим сказать?когда я его чувствую кожей и я знаю. когда-нибудь будет позже(?), и я знаю, когда-нибудь будет можно. и я наю, что нет никого,никого дороже"
иногда я звоню тебе, да, иногда звоню..

Когда ты падаешь, кто-то должен быть рядом
чтобы протянуть тебе руку, может быть даже обе.
Или если его нет рядом, он должен ждать тебя дома
чтобы сказать "моя малышка", погладить по спине, поцеловать в лобик...
Когда ты падаешь, везде должен свет гаснуть
чтобы они не смотрели, не смотрели, не смотрели...
И в этой темноте только кто-то один может сказать тебе "мой ясный,
вставай, это не подходящее место для отдыха, как впрочем и время"

дипли инсайд и чем дипли тем лучше
холод идет по мерцающим лужам
город качается как отражение
он продолжает попытки движения

дипли ин ми, твои руки так холодны
ты так отчетливо пахнешь мне городом
чем-то машинным и чем-то простуженным

"для разговора с тобой, господи, есть другое время, другие слова, но мне как обычно проще по своему, чем наизусть. и возможно, это гордыня и я не права, но ты же слышишь меня, господи... вот и пусть. пусть будет так как есть, так как от сердца идет само, пусть будет в любви, как в боли и в нежности, как в бреду. это, то что сочится из рук моих - не кровь уже, а вино, и я топлю себя в алкоголе и это значит, что я иду. я иду от нее, господи, и это значит я буду с тобой, ведь ты отвечаешь на мои вопросы, терпеливо бурча, моя жизнь с ней господи это бой, и в нем сложнее всего - не рубить с плеча.
для разговора с тобой, господи, есть другие темы, другой тон. я это знаю, господи, но все опять о своем. мою любовь не скинешь кому-то на руки как пальто, не перепрыгнешь одним прыжком, как водоем. я не схожу с ума, господи, я привыкла жить с этим и вот - живу. что во сне, что на яву, повторяю имя одно. потом одергиваю себя, натягиваю тетиву: играю в скраббл или смотрю кино. а потом моя нежность снова прорезывает меня как нож, прорывает меня насквозь, берет в тиски, и я беру телефон, и с размаху кидаю его в окно, и только траектория моей руки, возвращает меня к прошлому... { вот я, вот она. мы лежим на полу, сплетаясь ногами, лущим арбуз. по телевизору - тарковский. зеркало. тишина. я целую ее куда-то в ухо и безумно боюсь, что все растает... }
или другое - храм, господи, дом твой. солнце заливает песок. сидим на ступенях, азбука жжет гортань. и нет сил молиться, и я тыкаюсь ей в висок, и она берет меня за руку и говорит - встань. встань и иди, как будто это твой шанс. как будто некуда больше идти - как к нему. и я делаю два шага до двери и это коллапс, инсайт, откровение... снова во тьму.
и еще кое-что (последнее, потерпи...) усадьба, лестница, парк, тишина кругом, мы валяемся на траве и кажется что мы спим, а мы читаем друг другу стихи. и незайтеливо врем. врем, будто так будет вечно и лето продлится лет сто, мы успеем случиться, влюбиться и все, что еще захотим. ее волосы по траве, мои пальцы, и шум авто... босиком, позвякивая колокольчиком на ноге, воспарим. мы врем, что все по-божески, все o.k. и что все получится, не в этой жизни так в той...
я одергиваю себя и просыпаюсь. опять не с ней. слышишь, господи? слышишь, мой золотой?

для разговора с тобой, господи, есть другие темы, другие слова. я это знаю, господи, знаю как никто. но то, что я говорю сейчас идет изнутри. и это значит, что я права. так что же мне делать с этой любовью, господи, что? "

она не любит тебя, больше тебя не любит.
такое бывает, такая странная штука.
и вроде ты спишь, и вроде родные губы,
но как-то рефреном вертится:"сука, сука!"

и хочется номер впечатать в угрюмый ящик,
в котором седьмые сутки ни строчки, ни звука,
и написать ей стоящее, настоящее...

прежде, чем ты разобьешь мне сердце, мы должны познакомиться. ну да, кто же будет доверять такую хрупкую вещь как сердце незнакомому человеку? и вот я стою в магазине, или сижу в кафе, а может быть иду по бульвару.... или нет, я пришла в гости, а там - ты. такой нежный и удивительный, с красивыми руками, тонкими пальцами, с хорошей фигурой и умными глазами. может быть ты в джинсах и грубом свитере, а может быть в брючном костюме и дорогих туфлях. а может быть и вовсе в майке. или в шортах. это не важно. но я сразу же понимаю, что это ты и не смотри что это банально - никак иначе почему то не бывает.
прежде чем ты разобьешь мне сердце, мы должны узнать друг друга. ведь это правильно, сердце открывают только тем, кто итак сразу же вошел в него. но обжить его и занять окончательно - вот это требует времени. итак, ты расскажешь мне о бабушке - польской эмигрантке. или о бабушке - рачительной еврейке, что делала безукоризненный кугол. или о дедушке - ученом. или о папе и маме, которые проиграли тебя в карты в три года. или о старшем брате, которые привязывал тебя к батарее и оставлял часа на три. не важно, о чем. ты будешь делиться со мной своим прошлым и своим настоящим, ты будешь открываться мне и я отвечу тебе взаимностью.
прежде чем ты разобьешь мне сердце, мы должны стать ближе. и ничто так не способствует сближению душ, как телесный контакт. мы начнем с поцелуев на диване, а продолжим разнузданным сексом в мотелях, в машинах, в постелях друзей, в ванной случайных знакомых, и наконец в собственной квартире. мы удовлетворим друг друга не раз и наши жидкости успеют смешаться, запомнить друг друга и навсегда отпечататься в нашем днк. возможно когда-нибудь потом у меня даже родится ребенок с твоими глазами. но это будет потом.
прежде чем ты разобьешь мне сердце, я должна впустить тебя внутрь и дать тебя заполнить меня изнутри. когда ты укоренишься во мне и твои корни обовьют все мои жизненно важные органы, достать сердце будет уже очень легко. собственно, я даже и не замечу утраты. и какое-то время буду рядом с тобой, даже не замечая, что мое сердце давно уже бьется отдельно от меня.
а потом ты сделаешь неловкое движение. всего одно движение. возможно не специально, просто устав удерживать сердце, ты выпустишь его из рук. и оно встретится с холодным полом и разобьется вдребезги. а возможно ты разобьешь его со злости об стену в порыве ссоры. а возможно, оно само решит соскользнуть с твоей руки и вернуться, но оступится и разобьется само. это будет почти как самоубийство, и тогда ты даже не виноват.
но это все будет так не скоро, и впереди у нас столько прекрасных мгновений. мы должны узнать друг друга и прожить жизнь, такую, которая была нам отпущена, прежде чем мое сердце все-таки разобьется.

Она была лучшей, а я её любила. Роли были расписаны неведомым сценаристом и зафиксированы режиссёром раз и навсегда. Никакой аппеляции не предполагалось. Да собственно мне и не нужна была аппиляция. Она ведь была лучшей, а я её любила. Поэтому она могла жить с мужем, а я должна была жить с мамой. Поэтому она могла рожать детей, а я должна была хранить девственность. Поэтому она могла стукнуть кулаком по столу или ущипнуть меня за задницу, а мне полагалось стыдливо опускать глаза или податливо хихикать. И знаете, знаете что? И жила, и хранила, и опускала и даже, ужас, хихикала, несмело и смущённо, как полагается.
Театр абсурда это не где-то там. Это тут, у нас с вами. Когда он женат, а ты думаешь, что он разведётся. Потому что это только в книжках любовниц бросают, а у вас то ого-го, любовь! Когда она изменяет, а ты думаешь, что это она просто привлекает твоё внимание. Когда она живёт с другой, с другим, с другими, вообще не живёт, а давно умерла от передоза, сифилиса, СПИДа или ОРЗ, а ты всё ещё думаешь, что у вас всё будет хорошо.
Театр абсурда - это военный театр действий здесь и сейчас. Это когда перевозишь вещи в новую квартиру, которую тебе снял твой любовник и пытаешься просчитать маршрут до её дома. "Зачем тебе ездить к ней, если у тебя новый любовник?" - кричит толпа. Толпа, скандирует, улюлюкает и свищет, разве что чепчиков в воздух не бросает. А ты считаешь сфетофоры и километры, хотя точно знаешь что не поедешь этим маршрутом. Никуда.
Нет никакой любви. Бред один. Постановочная пьеса. И вот ещё один союз распался на ваших глазах:
- Обещаете ли вы, такая-то, больше не любить, не верить, не ждать и не искать встреч?
- Обещаю.
- Обещаете ли вы, такая-то, больше не ждать, не желать, не смотреть и не думать?
- Обещаю.

февральская любовная лихорадка

мне говорят, я заболела мартом: не снюсь родителям и вру календарю, вся жизнь расписана - я позабыла карты и вечерами зелье не варю. я не пишу стихи, я сбилась с ритма, читаю сказки, во время обед, и не с глаголами раздельно или слитно уже, вы верите, не важно. правда. нет. я дочитала маркеса до корки, я заучила термины навзрыд, я терла траву на волшебной терке - она теперь вокруг меня кружит. я сею ветер - значит, что-то пожинаю. и все, что дадено ловлю в свою ладонь. я не грущу, я просто не бываю. вокруг зима. какой зимой огонь?

я, говорят, по-зимнему простыла. не то что грипп, простуда, все дела... а просто сердце угольком остыло и выглядит и пахнет как зола. такая черная, а дунешь - разлетится. и не останется в ладони ни-че-го. а где-то за окном замерзла птица. ходила и замерзла. каково?
не знаю. я теперь опять не знаю, как это буки, веди или аз, я все что вижу - по слогам читаю, и в том что вижу - вижу только нас. под ноги наст ложится - корка коркой, салазки, ботики, рейтузы до ушей, а я внутри лечу как в детстве с горки, пугая и толкая малышей.

я, говорят, ужасно заболела. я, говорят, не выживу теперь. но я то знаю, что февраль - такое дело, все выстудит, едва откроешь дверь. но я то знаю, что февраль тем и опасен - пора расслабиться, уже конец зимы, а тут - мороз. и горек день и ясен. и в небе птицы и под небом мы. но я то знаю, что февраль - он ведь конечен. он истечет, и после будет март. и я начну писать - опять о вечном - на подоконнике раскинув стопку карт.

Хочется каких-то ужасно простых вещей:
скажем, твоих рецептов соления овощей
или там глаженого стопкой белья в комоде...
мой кислород оказывается на исходе
и это вне компетенции всех врачей.

Хочется глаз, рук и губ - непременно так,
в этом порядке. иначе нельзя никак,