нина потехина все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

это не жир от сковороды отмыться не хочет,
это наша жизнь идет и все никак не кончит.
это мы от тоски на орбите повисли.
идиоты постмодерна в постпохуизме.

пока режут неверных, кто-то кормит грудью чувака,
для которого все эти трупы - мемчики и посты.
граненый стакан культур разбился о стену нового,

вбили пальцы в гроб, вот народ,
не взлетая гибнет за пилотом пилот,
мне уютно в тени , ебани по ним,
вот это мечта, блядь, дрим тим.

доходяга. и тело твое в шипах,
как бы не дать тебе отсчитать,
свои дни, сохрани милосердие

Забери мой самый страшный грех
И при всех отдай свое место в раю за безделицу. Прими меня из-под седалища,
В сонмище гадов ешь мою половую плоть.

Я стану спать в мощах,
В шаболдинских плащах,
Я внемлю схимницам,
И знаю счастье прощать.

Ты сошел с небес ахиллес
Я сошла с конца своего отца
Потому мне земная жизнь так претит
и не нравится мне не нравится

ты видел дед фундаментальным снег
я вижу его дезориентированного
нежнее наивного секса в одежде

Пропили последние 20 монет, сильно били соседей,
Лебедей стаи серые слушают ЮГ, ностальгия весенняя.
настрой нигилиста, пошли вы все нахер,
ой нет, подождите до вторника,
мне нужно три дня, всего лишь три дня,
пока дома держат покойника.
светочи поэзии, романтики, хаоса, и всего необычного,
спасибо, что делаете нашу жизнь в провинции чуть-чуть столичнее.

Это не та песня, это не та

Духи оживут под твоим кадыком
Веет грехом от деревянных икон
Как подросток порезанный двор
Как вкусный, но несъедобный гондон

Я выключу музыку на небесах

Не предавай меня, слышишь, даже
если мне придется полжизни скитаться,
мы все равно будем выше,
три метра над уровнем твоих пальцев,
Маленький принц проницателен,
так отчего бы нам всем не быть, как он,
хочется жить и хочется сдохнуть, но это потом.

блядь и блядские песни поет,
а глаза ее словно закаты застыли,
и стыдно им дальше идти,
все уродство распознано,
и отрадно закатам тем, что на небе они,
то ли в женеве, то ли в перми.
и было бы стыдно перед людьми.
коль еще были б люди.

Замысловата личина мужская (еле-еле)
Из окна трамвая развивает щеки, как знамя.
Распахну рубаху, ширься Русь моя от века,
Распахну рубаху, ни Руси, ни сисек нету.

Заколдованная девка, ой пустой - чан,
Змеевидная эмблема - от дурных чар (еле-еле)
Извивается, как от удара Джеки Чана

Черной лентой повяжет глаза – угадай кто
Миру мир, а мне пока ничто (непонятно)
Сколько перетоптано могил и во всех я
Кто сам себя хоронил – мой путь и моя семья.

Балтику девятку на твоем плече ворон допил
Ничего не помнить, помнить только номера мобил.
Шторина-тупица не сумела ветру отказать

за неделю до сентября я читала список
и сходила с ума от перечня фраз, недоступных
и близких по духу слов, про любовь,мифологию,
остров снов, где живешь только ты и зеленый чай
вот такие скупые сны. ты скучай. но, прошу,
не по мне. там где Колизей, где березы
только на фотках друзей. я не слышу,
как ты поешь о дождях. а ведь это так важно.

ты меня не любишь настолько, чтобы утром шторы раздвинуть
чтоб при каждой удобной ссоре, доказать что готов покинуть
этот свет. лишь бы ресницы мои мели по плечам, как метла
по первому снегу, лишь бы смотреть на хитросплетения вселенной
ты меня не любишь настолько, чтобы привыкнуть к моим замашкам,
отдаться тому, чему очень страшно, но важно, отважные только
значит любят, а остальные словно не люди, бегают со своими бумажками
ты меня не любишь настолько, чтобы не думать, что думают люди

я на всю правую набью себе маки,
я изобью себя, участвуя в драке

не держи меня, моя франсуаза
объятиями из рассказов и подсказок
я бы смирение носила, как кредо.
но, мироточит только небо.

Скажи им что меня нет
Меня разбросало сразу
На хуеву тучу лет
Квартира моя квартет

Где я не вписалась пятой
Как хромоногий припев
Поехала моя крыша

осень танцует переменчиво прощальный бурлеск,
остальное до балды, ничто не имеет вес.
она обидится или воспримет, как ложь,
за хлебом или нахер, смотря куда пошлешь.

благодарю совок за маму и папу, не более,
благодарю РФ за каждодневную монополию,
кобылицы златогривые, кто их поймет,

пообещай мне увидеться в розовом мае, в розовом мае
на лугах, остриженных ветром под панков
говори, что я злая, это верно, мой друг
от того-то и тянет сюда именно нас двух.
говори со мной вслух, это мой чернокнижник
радуйся мир, тому что однажды нашлись
те, кто не думают что они выше.
и вроде, коряво, но мне подпевая

карикатуры восьмидесятых, дети пьянства, корчи и гнили,
всех уцелевших прячьте в подвал, тех, кого не посадили,
тех, кому не засадили, пора уберечь от вандалов,
красные глаза на районе у коммунистов и наркоманов.
прощайте все, я уезжаю домой на рассвете, привет Плутон.
только диван мой прогрызаный снами, в меня влюблен.
только не надо, мама, ронять слезу от несчастья большого,
да уж дочь ваша, маменька, ни на балу, и чо тут такого.

Белая шхуна большого подъезда эй
Я лежу бесполезная эй
Зато не взяться за волосы эй
Я их намедни отрезала.

Со мной никто не хотел играть,
А вот они захотели эй
Боль это тоже что благодать

расово верные стены,
расово верные стоны,
нас никто не тронет,
если мы закроем шторы.
ты можешь верить мне,
но ошибиться дважды
и только стены никогда
ничего не расскажут.

Квадратных рифмовок романтика
Вечерами чеканит решения
Я мечтаю о брошенной арктике
Как монахи о самосожжении

Собираю плевки-унижения
В калиту расшитую наскоро
Пусть мне место в камере газовой

я из ребра кроманьонца, задиры, колдуна и пидора
я из ребра кроманьонца, кто-то же меня выдумал.
я поцелую солнце, как подкаблучники целуют клиторы,
чтобы все видели, как задохнется внутри меня индувидуум.

охватывая ни одну сферу особо значимых жидкостей и вид костей, которые из тела просто так не вытрясти, Отелло думал бросить эту затею и заняться рукоделием, чтобы прекратить строить сложные предложения. ради цац. необъяснимо непришедший шанс, приятное хобби нырять зимой в прорубь при этом презирая хохот и традиционную людскую похоть - как говорится, счастье внутри нас.
плети паучок до поры до времени обшивку саркофагам и гробам,
добивайся своей щели сам, я жду побед не унисекса, но универсалов, где беспалые, но гордые возводили дацаны пацанам.

Пообещай показать детям нашим макрокосмос,
Зачем проказник-поезд прокуривает звезды?
Ибо романтика, клише усталых поездов.
Рожденный ползать может летать, он просто не готов.

Лучшим не больно, худшим как обычно похер,
Под лопаткой колит, сверху сто грамм кофейной боли.
Ты так сидишь на табурете, типа рейс в Одессу,

градиентом закрасится луч уходящий к долине алеющих гор,
от глаз твоих нежных получит укор как уколом подснежник,
что рано взошел так, подожди, не спеши, по приколу, но для души,
вкуси тишину, изобилие ярких волокон, деталей мира фальшивого.
влекомое тайной, простым любопытством мещанским, не видит предела
скрипучее юное тело, не тормози, не вращайся.
остановись, возвращайся.
шрам на щеке, как попытка прозреть, обсудить с приставучими ветками все,

Мужчина космический с женщиной оргазмической Во поле - во полюшке дрыгались экстатически, Создавая музыку язвенную, языческую,
Музыку любви, как верховного божества.
Аж черная поганочка, что титя негритяночки Примялась от засилия белого естества.
И только летит сорока По зову сора ока
По воздушному току Позорно и неловко
В камере, клюве, трюме
Мясо, подковы и лицо угрюмое, Лицо угрюмое твое.
Что мне бабы, лишь ухабы на пути к священной роще, Я хочу слаще и жестче – жить на гречке и воде,

Уровень мирового океана поднимается
А мои сиськи опускаются
А мои веки опускаются
А мои руки опускаются

Талая вода на руках
У обочины трупы собак
Тебя пока не коснулось то

ну ну, эти кришнаиты, они стоят часто у станции метро "речной вокзал", там холодно и даже ветер, ведь Обь такая большая,
широкая похожая на шарф питерской малоизвестной художницы. но им отчего-то тепло, от того, что богам неизвестны границы,
или от того, что кроме танцев ничего не спасает в сибирской столице.

я тоже бы хотела так греться.

однако мне известно, что я, видимо, являюсь проводником чего-то другого, отличающегося от продажи сим-карт, или чему здесь еще бывают рады. взгляды через одну призму бывают так обманчивы, но с чего это говорить об объективном, когда ты чувствуешь только удары ветра, а для меня они теплее прикосновений маминых рук. если протестанты учат носить выглаженные рубашки и строить финансовые пирамиды, в какую же стоимость обойдется моя душа, если от меня только убытки и никакой прибыли.

минус тридцать один, шарф идиотский, стоишь на мосту,
котируешь Бродского, связался с мечтой, та еще сука,
от Питера до Новосиба - скука. две остановки пешком, платить нечем-незачем. начну жить завтра и дела по мелочи.
трешь нос, щуришь глаза, от мороза слезы, ты так стремишься сказать всем. так пройдет февраль, просквозит ветрами,
так и не женился, обещая маме, выучить английский, укатить в Европу и сорить рублями. а ты сам попробуй в этой белой каше из людей и снега, не добившись маши, взять и не уехать.
становиться старше и детских каруселей, оставляя себя в одинокой постели.
твое богатство - свинцовое небо и тучи, а лучше, это для тех,
кто сильнее и круче, тебе же нравится дремотное благополучие.

от искусства до страсти,
чем уродливее, тем прекраснее,

спиритические думы, гребя веслами на тракторе,
где не доберем программой, вывезем антрактами,
самокопание - повод написать на себя дисс,
заправляясь хаомой и синим винстоном.

главное, чтобы глаза твои со временем не линяли,
даже от того, что тавтология имеет графоманию,
насильственные средства применяя.
период платонической любви в нашей жизни подошел
к концу, я пошила рубашку по всем канонам из детских
пеленок, сижу удивляюсь слову "напраслина".
идти от обратного - путь не менее привлекательный,
люди ведь используют вторичный газ.

под нежность КРЕКа упиваться
эстетикой безжизненных бэков,
на завтрак бронзовое печенье,
выйди из-за стола футуристом или
останься чем-нибудь
черепа - застывшие лужи поздней весной
раздави их одной ненужной,
неинтересной для тебя строкой.

я голосую за дождь под керосиновой лампой и снова,
авраамова мистика мне в лицо, ваш бог не больше, чем слово.
я быстро бегу по естественной влаге ушедшего романтизма,
мне это приятнее. дождь и я, очарованная минимализмом.
я ставлю галку на каждой капли, сошедшей ко мне с небес,
мне ныне не интересна жизнь блудниц, воров и повес.
мои трактаты вспомнят потомки, каждый раз проходя
под тентом ненависти к воде, прячась от силы дождя.