Текст песни Звёзды в кондукторской сумке - Родина

Исполнитель: Звёзды в кондукторской сумке
Название песни: Родина
Дата добавления: 27.11.2016 | 12:59:23

Просмотров: 12
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным

Здесь расположен текст песни Звёзды в кондукторской сумке - Родина , перевод и видео.

Константин Костенко - Пьеса «Родина»

КАЛАШНИКОВ. Давайте порассуждаем. Пустим нашу мысль в свободный полет. Наши мысли пока еще свободны. Будем этим пользоваться. Итак. Может быть, Родина – это часть суши, территория, очерченная государственной границей?
МИХАИЛ. Думаю, да. И это тоже.
КАЛАШНИКОВ. Но эту территорию запросто, одним решением на так называемом высоком уровне, можно разделить, сдать в аренду, продать, подарить… И никто при этом не станет спрашивать, согласен я с этим или нет. Вывод ясен – это территория мне не принадлежит. Наверное, все-таки это не совсем моя Родина. Что дальше? Гимн? Он меня не вдохновляет.
МИХАИЛ. Ну, вы же спортсмен! Вы должны плакать при его звуках!
КАЛАШНИКОВ. Я могу плакать над «Лунной сонатой», во время прослушивания концерта Рахманинова… Но что должно заставить меня плакать при восприятии посредственного, помпезного набора звуков, сопровождаемого таким же текстом... Извините, я этого не понимаю. Что у нас дальше? Флаг? Здесь тоже не стоит придерживаться иллюзий. Обыкновенный цветной шелк. Любой дурак или конченая сволочь могут размахивать им с самым честным видом хоть до посинения. Наверное, это тоже не совсем Родина. Лучше назвать это атрибутикой. А что же с Родиной? Где она?
МИХАИЛ. Да, где?
КАЛАШНИКОВ. Может, она в нашей литературной классике, в нашей музыке? Но это давно принадлежит всему миру. Да и вряд ли в этой стране найдется слишком много людей, кого бы это на самом деле заботило.
МИХАИЛ. Блин! Вот насчет этого вы – в точку!
КАЛАШНИКОВ. Когда-то я представлял себе Родину, как нечто личное, место, где мне комфортно, где я чувствую безопасность. Например, мой дом. Я обустраиваю его, забочусь о том, чтобы те, кто со мной живет – жена, ребенок, - чтобы они были сыты, одеты, здоровы. Устанавливаю крепкую дверь и сигнализацию, чтобы оградить себя от всяких сомнительных физиономий, которые с удовольствием припрутся и начнут тащить из моего дома телевизор, пылесос, компьютер… Начнут при помощи зуботычин вытягивать из моей жены – где хранятся сбережения. То есть, я все делаю для того, чтобы создать в моем доме комфортные условия. И мне это пока что более-менее удается. Я представлял, что моя Родина и страна – это как бы большой дом. Мы живем в нем большой семьей. И каждый из нас – и я в том числе – делаем всё, от нас зависящее, чтобы здесь было комфортно, сытно и спокойно. Но с некоторых пор у меня нет этого ощущения. Я перестал чувствовать, что этот дом принадлежит мне, что от моих усилий и от моего мнения здесь что-то зависит. Я чувствую, что двери моего дома открыты настежь, в разбитых окнах гуляет ветер, а по комнатам шарахаются какие-то проходимцы в грязной обуви. Они по-хозяйски развалились в креслах, плюют в хрустальные вазы и давят окурки об паркет. Кто-то у меня за спиной несет тюки с ворованной утварью, кто-то блюет на кухне… И я ничего не могу сделать! Все эти вороватые типы настойчиво уверяют меня, что, дескать, - да, этот дом все еще мой, но то, что в нем бардак и откровенный грабеж это как бы в порядке вещей. Не волнуйся, Никита, всё пучком!
МИХАИЛ. Скажите, вы точно спортсмен? Всегда им были?
КАЛАШНИКОВ. Я по образованию математик. Ну, а то, что бегаю на Олимпийских играх… Просто мои ноги для этой страны оказались более важными, нежели мозги.
МИХАИЛ. Но вы же «счастливчик».
КАЛАШНИКОВ. Послушайте, я приехал в этот город, чтобы побывать там, где мы жили. Я, мама, отец… У нас во дворе рос старый тополь. Узловатый ствол, морщинистая кора… Из того места, где был срублен сучок, летом всегда что-то такое сочилось. Коричневатая жидкость с терпким запахом. Слетались майские жуки… Они присасывались к этой жидкости, толпились… Солнце отражалось на перламутровых спинках… Мне часто снилось это – старый родительский дом, тополь во дворе, горьковатый запах смолы в воздухе и солнце на спинках майских жуков… И еще почему-то такая пластмассовая штука, вроде ковровой выбивалки. На ней пропеллеры из цветной пленки… Я бегу, они вращаются, жужжат… Я очень надеялся, что это и есть моя Родина, что я ее, наконец-то, нашел! Знаете, что я обнаружил?
МИХАИЛ. Что?
КАЛАШНИКОВ. Дом, где прошло детство, снесен. Тополь спилили под корень. Кому-то не хватило место под гараж. Всё. Нет моей Родины. На ее месте – кирпичный гараж с иномаркой.
МИХАИЛ. Как же вы правы! Действительно – воспоминания детства, это…
КАЛАШНИКОВ. Теперь-то вы понимаете? Родины давно нет. Ее нет даже в виде абстракции и грезы. Есть бесконечная, нудная манипуляция. Как пиликанье раздолбанной шарманки. От Родины остался полуразвалившийся фасад, который наспех белят и подкрашивают по праздникам, а за всем этим – пустота, разруха и чей-то шкурный интерес. Мою Родину спилили на дрова, а мне подсунули сомнительную идею. И при этом заставляют повторять, как идиота: «Я люблю ее, я люблю ее…» А кого ее? Что значит, «ее»? Кто она такая?
МИХАИЛ. Блин! Я не должен этого говорить, но… Как вы, блин, всё это точно говорите!
КАЛАШНИКОВ. Мне душно в этой абстракции! Я задыхаюсь в ней, как в пыльном мешке! Не могу терп? Konstantin Kostenko - The Play “Motherland”

Kalashnikov. Let's argue. Let our thought fly. Our thoughts are still free. We will use it. So. Maybe the homeland is part of the land, the territory delineated by the state border?
MICHAEL. I think yes. And this too.
Kalashnikov. But this territory easily, with one decision on the so-called high level, can be divided, leased, sold, donated ... And no one will ask whether I agree with this or not. The conclusion is clear - this territory does not belong to me. Probably, after all, this is not quite my homeland. What's next? Anthem? He does not inspire me.
MICHAEL. Well, you're an athlete! You must cry at his sounds!
Kalashnikov. I can cry over the "Moon Sonata" while listening to the Rachmaninov concert ... But what should make me cry when I perceive a mediocre, pompous set of sounds accompanied by the same text ... Sorry, I do not understand. What is next? Flag? Here, too, do not adhere to illusions. Common colored silk. Any fool or goner bastard can swing them with the most honest look even to the blue in the face. Probably, this is also not quite the Motherland. It is better to call it paraphernalia. And what about the homeland? Where is she?
MICHAEL. Yes where?
Kalashnikov. Maybe it is in our literary classics, in our music? But it belongs to the whole world for a long time. And it is unlikely that there are too many people in this country who would really care.
MICHAEL. Pancake! Here about this you - to the point!
Kalashnikov. Once I imagined my Motherland, as something personal, a place where I feel comfortable, where I feel safe. For example, my home. I equip it, I care that those who live with me - the wife, the child - that they are full, clothed, healthy. I install a strong door and an alarm system to protect myself from all sorts of dubious faces, which will gladly secure and start to pull a TV, vacuum cleaner, computer out of my house ... They will start pulling out of my wife with the help of jaws - where savings are stored. That is, I do everything to create comfortable conditions in my house. And I have so far more or less succeeded. I imagined that my homeland and country were like a big house. We live in it a big family. And each of us - including myself - is doing everything we can to make it comfortable, satisfying and calm. But for some time I do not have this feeling. I stopped feeling that this house belongs to me, that something depends on my efforts and my opinion here. I feel that the doors of my house are wide open, the wind is walking in the broken windows, and some rogues in dirty shoes shy away around the rooms. They threw themselves in a business-like manner in chairs, spit in crystal vases and crush cigarette butts on parquet. Someone behind me is carrying bales of stolen utensils, someone is vomiting in the kitchen ... And I can not do anything! All these thieving types insistently assure me that, they say, yes, this house is still mine, but the fact that there is a mess in it and outright robbery is, as it were, in the order of things. Do not worry, Nikita, all the beam!
MICHAEL. Tell me, are you an athlete? Have they always been?
Kalashnikov. I am a mathematician by education. Well, the fact that I run in the Olympics ... Just my legs for this country turned out to be more important than brains.
MICHAEL. But you are "lucky".
Kalashnikov. Listen, I came to this city to go where we lived. I, mom, father ... In our yard grew old poplar. Knotty trunk, wrinkled bark ... From the place where the knot was cut down, in the summer something always oozed out. Brownish liquid with a tart odor. May beetles flew in ... They stuck to this liquid, crowded ... The sun reflected on mother-of-pearl backs ... I often dreamed about it - the old parental home, poplar in the yard, the bitter smell of tar in the air and the sun on the backs of May beetles ... And for some reason this plastic a thing like a carpet beater. There are color film propellers on it ... I run, they spin, buzz ... I really hoped that this is my Homeland, that I finally found it! Do you know what I found?
MICHAEL. What?
Kalashnikov. House, where he spent his childhood, demolished. Poplar cut down at the root. Someone did not have enough space for a garage. Everything. No to my homeland. In its place - a brick garage with a foreign car.
MICHAEL. How right you are! Indeed - childhood memories, this ...
Kalashnikov. Do you understand now? Homeland is long gone. It is not even in the form of abstraction and dreams. There is an endless, tedious manipulation. Like a chuckling of a barrel organ. From the homeland remained a dilapidated facade, which hastily whitened and tinted on holidays, and behind all this - emptiness, ruin and someone's selfish interest. My homeland was cut down for firewood, and I was slipped a dubious idea. And at the same time they are forced to repeat like an idiot: “I love her, I love her ...” And who is her? What does "her" mean? Who is she?
MICHAEL. Pancake! I should not say this, but ... How do you, damn, say all this for sure!
Kalashnikov. I feel stuffy in this abstraction! I suffocate in it, as in a dusty bag! Can not