Под рвущиеся вены, Пением тоски истончался, Под треск, под трескающиеся стены, Под звуки меланхолии, Я от пустоты сотрясался.
И зеркало души помутнеет, Под звук рвущихся вен, Я стану вновь мертвее, Среди этих городских стен.
Ни повеситься, ни улыбнуться, А пальцы предательски дрожат, Пытаются наконец дотянуться, До холодного лезвия ножа.
Взглянув на океан, Увидев горы вновь и вновь, На самом деле перед глазами стакан, С горечью вечеров, где опускалась на дно кровь.
Свои порванные вены я зашью, С пением тоски нитками стягивая кожу, И чужое зеркало души ослепнет, и моё тоже, И мои слёзы подобно ручью, Обожгут сухую, бледную кожу.
Знать бы, когда я стану полноценный, Знать бы, когда заживут внутри меня стены, Картины станут пусты, и сгорят гобелены, Я снова зашиваю, снова рву, Я снова под пение тоски вскрываю вены. By rushing veins Singing longing becomes thinner, Under crack under the bursting walls, Under the melancholy sounds I was shaken by the void.
And the mirror of the soul turbid, Under the sound of bursting veins, I will again deader Among these city walls.
No hang himself, no smile, A treacherous trembling fingers, Trying to finally reach, Before the cold blade of the knife.
Looking at the ocean, Seeing the mountains again and again, In fact, the sight glass With bitterness the evenings, where the blood fell to the bottom.
His torn vein, I sew, With singing melancholy thread pulling the skin, And strange mirror of the soul will go blind, and mine too, And my tears like a stream, Will burn dry, pale skin.
To know when I'm full, To know when I will heal inside wall, The paintings will be empty and will burn tapestries, I sewed up again, the pit again, I again under the melancholy singing split open veins.