Халиль Джебран все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Сквозь стены настоящего услышал я славословия человечества; услышал я голоса колоколов, потрясавших частицы эфира, возвещая начало молитвы в храме красоты, колоколов, которые мощь отлила из руды чувств и воздвигла над своим священным храмом – людским сердцем.

Сквозь будущее увидел я толпы, падающие ниц на грудь природы в сторону востока в ожидании, когда прольется свет зари – зари истины.

Я видел, что город исчез; от него остались только следы старых холмов, возвещавшие о бегстве мрака перед светом.

Я видел старцев, сидевших в тени тополя и ивы; вокруг них сидели дети, слушая рассказы о прошлых днях.

I
Там, среди луга, на берегу кристального ручейка, я увидел клетку, прутья которой скрепила искусная рука. В одном углу клетки – мертвая птичка, в другом – мисочка, где высохла вся вода, и кормушка, в которой не осталось зерен.

Я остановился, покоренный спокойствием, и со смирением начал прислушиваться, как будто мертвая птица и журчание воды разносили проповедь, заставляющую говорить совесть и требующую разъяснений у сердца. Я вгляделся и понял, что эта несчастная птичка боролась со смертью, изнывая от жажды на берегу текучей воды; она сражалась, изнуренная голодом, среди лугов – колыбели жизни, как богач, за которым захлопнулись двери сокровищницы, и он умер от голода среди драгоценностей.

Через минуту я увидел, что клетка внезапно превратилась в прозрачное тело человека, а мертвая птичка стала людским сердцем с глубокой раной, из которой сочилась рубиновая кровь; края раны походили на губы опечаленной женщины.

Потом я услышал голос, исходивший из раны вместе с капельками крови: «Я – сердце людское, плененное материей и убитое земными законами человека. Среди поля красоты, на берегу источников жизни меня заключили в клетку законов, которые установил человек для чувств. У колыбели красоты творения, среди рук любви я умерло забытым, потому что плоды этой красоты и порождение этой любви оказались запретными для меня. Все, что вызывало во мне любовь, стало, по людским понятиям, позором; все, к чему я стремилось, по их приговору обратилось в унижение.

Из книги "Слеза и улыбка"

... И вот теперь я дошел до этой стоянки в жизни. Прошлое представляется мне сквозь туман вздохов и тоски, будущее выступает пред моими глазами сквозь завесу прошлого. Я стою и смотрю на бытие через стекло своего окна; я вижу лица людей и слушаю голоса, поднимающиеся в пространство. Я слышу звук их шагов среди жилищ, чувствую прикосновение их душ, колебание стремлений и биение сердец. Я смотрю и вижу, как дети играют, бегают и бросают песок в лицо друг другу со смехом и хохотом. Я вижу, как проходят юноши, энергично подняв головы, как будто бы они читают поэму юности, начертанную на краях облаков, подбитых лучами солнца. Я вижу девушек, которые раскачиваются и изгибаются, как ветви, улыбаются, как цветы, и смотрят на юношей сквозь веки, дрожащие от склонности и влечения. Я вижу, как неторопливо проходят старики со сгорбленными спинами; они опираются на палку, устремив взоры в землю, как будто разыскивают в пыли потерянные драгоценности. Я стою около окна и смотрю внимательно на все эти формы и призраки, спокойные в своем движении, летящие в своей медлительности по улицам и закоулкам города. Потом я присматриваюсь внимательно к тому, что за городом, и вижу поля со всей их грозной красотой, многозначительным покоем, высокими холмами, глубокими долинами, возвышающимися деревьями, колеблющейся травой, благоуханными цветами, журчащими ручьями, поющими птицами. Потом я смотрю на то, что за полями, и вижу море со всеми таящимися в его глубине чудесами и дивами, тайнами и сокровенностями, со всеми покрывающими его поверхность волнами, пенящимися, злобствующими, спешащими и успокаивающимися, с туманами, которые поднимаются, рассеиваются и падают. Потом я смотрю, вглядываясь в то, что за морем, и вижу бесконечное пространство со всеми плавающими в нем мирами, блестящими звездами, солнцами и лунами, планетами и кометами, с заключенными между ними силами притяжения и отталкивания, мирными, враждебными, возрождающимися, изменяющимися, держащимися законом, которому нет конца и предела, покорными всеобщему уставу, началу которого нет начала и концу – конца. Я гляжу и присматриваюсь ко всему этому сквозь стекло моего окна; я забываю про двадцать пять лет и все прошедшие до них века, и те столетия, которые пройдут после них. И представляется мне мое бытие и окружающая его среда со всем, что я таю и возвещаю, одним атомом вздоха ребенка, дрожащим в пустоте с вечной глубиной, бесконечной высотой, беспредельными границами. Но я чувствую бытие этого атома – этой души, этого существа, которое зову своим «я». Чувствую ее движение, слышу ее шум. Она поднимает теперь свои крылья ввысь, а руки простирает во все стороны и колеблется, содрогаясь, как в тот день, что выявил ее в бытии.
Голосом, поднимающимся из своей святая святых, она возглашает: "Мир тебе, жизнь; мир тебе, явь; мир тебе, видение; мир тебе, день, заливающий своим светом мрак земли; мир вам, времена года; мир тебе, весна, возвращающая юность земле; мир тебе, лето, распространяющее славу солнца; мир тебе, осень, дарующая плоды усилий и жатву трудов; мир тебе, зима, возвращающая своими бурями силу природе; мир вам, года, открывающие то, что скрыли года; мир вам, века, исправляющие то, что погубили века; мир тебе, время, движущее нас к совершенству; мир тебе, дух, держащий поводья жизни, скрытый от нас завесой солнца; мир и тебе, сердце, ибо ты можешь размышлять о мире, утопая в слезах, и мир вам, губы, ибо вы можете произносить слово «мир», чувствуя горечь внутри".

Весна

Встань, возлюбленная моя, пройдемся среди холмов; снега уже растаяли, жизнь пробудилась ото сна и волнуется в долинах и на скатах. Пойдем со мной, посмотрим на следы ног весны в далеком поле. Пойдем, поднимемся на вершину холма и приглядимся к дрожанию зелени долин вокруг него.

Вот заря весны уже развернула одеяние, свернутое ночью зимы; в него облеклись деревья персика и яблони, выступив, точно невеста в ночь судьбы. Проснулась виноградная лоза; ветви ее обнялись, как пары влюбленных. Побежали ручейки вприпрыжку между скал, повторяя песню радости; из сердца природы показались цветы, как пена на море.

Пойдем, выпьем остатки дождевых слез из чашечек нарцисса, наполним свою душу пением ликующих птиц, поспешим вдохнуть аромат ветерков.

Из книги "Слеза и улыбка"

Красота – религия мудрецов.
Индийский поэт

О вы, блуждающие по пути разветвившихся религий и скитающиеся в ущелиях противоречивых учений, вы, счетшие свободу отрицания вернее оков подчинения, а луга сомнения надежнее оплотов подражания, – изберите религией красоту и поклоняйтесь ей как Господу. Она проявляется в совершенстве творений, обнаруживается в выводах разума. Бросьте тех, кто представляет веру забавой и соединяет свою жадность к богатству со страстью к благому исходу, уверуйте в божественность красоты; началом вашего восхищения будет жизнь и источником вашей любви – счастье. Затем обратитесь к ней: она приблизит ваши сердца к трону женщины, зеркалу ваших чувств, и укажет путь вашим душам на ристалище природы, где отечество вашей жизни. О вы, гибнущие среди ночи разноречий и тонущие в пучинах догадок! Ведь в красоте - истина, отрицающая подозрение, отгоняющая сомнение, и блистающий свет, который охранит вас от мрака лжи. Присмотритесь к пробуждению весны и наступлению утра – ведь красота – удел присматривающихся!
Прислушайтесь к пению птиц, и шороху ветвей, и журчанью ручьев, – ведь красота – доля прислушивающихся! Взгляните на кротость ребенка, и нежность юноши, и силу мужа, и мудрость старца, – ведь красота – восхищение вглядывающихся! Воспойте нарцисс глаз, и розу щек, и анемон рта, – ведь красота прославляется воспевающими!
Восхвалите ветвь стана, и ночь волос, и слоновую кость шеи, – ведь красота радуется похваляющим! Посвятите тело, как храм, красоте и посвятите сердце, как жертвенник, любви, – ведь красота воздает поклоняющимся!

"Безумец. Его притчи и стихи."

Мой друг, я не таков, каким кажусь тебе. Кажимость – всего лишь одежда, которую я ношу, – со тщанием сотканная одежда, оберегающая меня от твоих расспросов, и тебя – от моего безразличия.
Мое «Я», друг мой, обитает в доме молчания, и там оно пребудет вовек, непознанное и недосягаемое.
Я не хочу, чтобы ты верил моим словам и полагался на то, что я делаю, ибо мои слова не более как твои собственные мысли, обретшие звучание, а дела мои – твои воплощенные надежды.
Когда ты говоришь: «Ветер веет на восток», я соглашаюсь: «Да, он веет на восток», ибо не хочу, чтобы ты знал, что разум мой обитает не на ветру, но на море. Ты не можешь понять мои мысли, рассекающие морскую гладь, но я и не хочу, чтобы ты их понимал. Я буду в море один.
Когда для тебя день, мой друг, для меня – ночь; но и тогда я говорю о полудне, что пляшет на холмах, и о лиловой тени, скользящей по долине, ибо тебе недоступны песни моей тьмы и не дано увидеть, как мои крылья бьются о звезды, – и я рад, что ты этого не слышишь и не видишь. Я буду с ночью наедине. Когда ты всходишь в свой Рай, а я спускаюсь в свой Ад – даже тогда ты зовешь меня с другого края непреодолимой бездны: «Мой спутник, мой товарищ!» – и в ответ я зову тебя: «Мой товарищ, мой спутник!» – ибо не хочу, чтобы ты увидел мой Ад – пламя опалит твой взор, ты задохнешься дымом. К тому же я слишком люблю свой Ад, чтобы допустить тебя туда. Я буду в Аду один.
Ты любишь Справедливость, Истину и Красоту, и я, тебе же на пользу, говорю, что любить их – достойно и прекрасно. Но в душе смеюсь над твоей любовью. И все же не хочу, чтобы ты слышал мой смех. Я буду смеяться один.

Из книги "Безумец. Его притчи и стихи"
Читает Nikosho

– Я похож на тебя, Ночь, темная и нагая; я иду пылающей тропою, что вьется над моими снами наяву, и там, где моя нога касается земли, вздымается исполинский дуб.

– Нет, Безумец, ты не похож на меня, ибо все еще оглядываешься назад, желая увидеть, велик ли след, что ты оставил на песке.

– Я похож на тебя, Ночь, безмолвная и непроглядная; и в сердце моего одиночества в родах лежит Богиня; и в нарождающемся Небеса соприкасаются с Адом.

Из книги "Слеза и улыбка"

Пусть на моем надгробии напишут: "Здесь тот покоится, чье имя было начертано водою".
Джон Ките

Неужели вот так и промчатся эти ночи, неужели взаправду исчезнут они под пятою Времени? Неужели века поглотят нас, не оставив ничего, кроме имени, которое они начертают на своих страницах водою вместо чернил?
Неужели померкнет свет, бесследно исчезнет любовь, иссякнут желания? Неужели смерть разрушит все нами построенное, ветер развеет все нами сказанное и тень скроет все нами содеянное?
Неужели такова жизнь? Разве жизнь – это ушедшее прошлое, чьи следы стерлись, настоящее, что мчится вслед прошлому, и будущее, обретающее смысл, лишь когда оно минует и станет настоящим или прошлым? Разве истают все радости наших сердец и печали наших душ, и мы так и не узнаем, какой они принесут плод?

Песня цветка

Я – слово, которое говорит природа, а потом берет его обратно и скрывает в складках своего сердца, а потом говорит опять. Я – звезда, упавшая с голубого покрова на зеленый ковер.

Я – дочь стихий, которую выносила зима, породила весна, вырастило лето и усыпила осень.

Я – подарок влюбленным, я – венец на свадьбе, я – последний дар живого мертвому.

На рассвете, еще до того, как солнце блеснуло сквозь завесу зари, я сидел посреди поля, беседуя с природой. В этот час, исполненный чистой красоты, пока человек скрыт покровами дремоты и его навещают то сон, то явь, я, опершись на мягкую подушку из трав, у всего, что видел, просил разъяснить мне истину красоты и заставлял рассказывать о красоте истины.

Когда мое воображение отделило меня от всего суетного, а моя фантазия сняла покров материи с моей скрытой сущности, я почувствовал, как мой дух, возвышаясь, приближал меня к природе, открывая мне ее глубокие тайны, давая понять язык ее созданий.

И в это время в ветвях пробежал ветерок – вздохнул, как горюющий сирота. Я спросил, не понимая: «Почему ты вздыхаешь, нежный ветерок?» Он ответил: «Потому что я, гонимый теплотой солнца, иду в город, где к моим чистым одеяниям пристанут микробы болезней, где привяжется ко мне ядовитое дыхание людей. Потому я печален».

Потом я повернулся к цветам и увидел, как они источают из глаз слезы – капельки росы. Я спросил: «К чему плакать, прекрасные цветы?» Один цветок поднял свою нежную головку и сказал: «Мы плачем потому, что придет человек, срежет нас и уйдет с нами в город. Там он продаст нас, как рабов, хотя мы и свободны, а когда наступит вечер и мы завянем, выбросит вместе с мусором. Как же нам не плакать, если жестокая рука человека разлучит нас с нашей родиной – полем!»

Из книги "Слеза и улыбка"

В ночной тишине пришла мудрость и стала около моего ложа. Она посмотрела на меня взглядом нежной матери, отерла мои слезы и сказала: "Я услыхала вопли твоей души и пришла ее утешить. Открой мне свое сердце, и я наполню его светом. Проси меня, и я укажу тебе путь истины".
Я заговорил: "Кто я, о мудрость, и как я пришел в это ужасное место? Что значат эти великие мечты, множество книг и дивные рисунки? Что это за мысли, которые пролетают, как стая голубей? Что это за речь, нанизываемая сознательно, рассыпаемая с наслаждением? Что это за выводы – то печальные, то радостные, обнимающие душу, окружающие сердце? Что это за глаза, смотрящие на меня, созерцающие мои глубины, отворачивающиеся от моих страданий? Что это за голоса, оплакивающие мои дни, воспевающие мою слабость? Что это за юность, которая играет моими стремлениями, издевается над моими привязанностями, забывает дела вчерашнего дня, радуется ничтожеству настоящего, отвращается от медлительности завтрашнего дня? Что это за мир, влекущий меня, не знаю куда, ставящий меня в место унижения? Что это за земля, разверзающая пасть свою для поглощения тел, раскрывающая грудь свою для внедрения жадности? Что это за человек, довольствующийся любовью и счастьем, хотя пред достижением их – пропасть; ищущий поцелуя жизни, а смерть его заушает; покупающий минуту наслаждения за год раскаяния; предающийся дремоте, когда к нему взывают сны; плывущий с потоками глупости к заливу мрака? Что это все, о мудрость?"
И отвечала она: "Ты хочешь, смертный, видеть этот мир оком Бога, а тайны грядущего мира хочешь понять человеческой мыслью. И это предел глупости. Пойди в поле, и ты увидишь, как пчела летает вокруг цветов, а коршун низвергается на добычу. Войди в дом твоего соседа, и ты увидишь, как ребенок восхищен лучами огня, а мать занята своими домашними делами. Будь и ты как пчела, а не проводи дней весны, созерцая действия коршуна. Будь как ребенок и радуйся лучам огня, а свою мать оставь с ее делами. Все, что ты видишь, было и будет ради тебя. Множество книг, дивные рисунки и прекрасные мысли – это призраки дум, пришедших раньше тебя. Речь, которую ты ткешь, – связь между тобой и твоими братьями-людьми. Выводы печальные и радостные – это зерна, брошенные прошлым в поле души, и их пожнет будущее... Юность, играющая твоими склонностями, – она же открывает врата твоего сердца лучам света. Земля, разверзающая свою пасть, – она же освобождает твою душу от рабства тела. Этот мир, мчащийся с тобой, – твое сердце. Сердце твое и есть все то, что ты считаешь миром. Этот человек, которого ты видишь глупым и жалким, – он пришел от Бога, чтобы научиться радости через печаль и познанию от мрака".
Мудрость положила свою руку на мой пылающий лоб и добавила: "Иди вперед и никогда не останавливайся, потому что впереди совершенство! Иди и не бойся терниев на дороге: они дают вылиться только испорченной крови".

Я чужой в этом мире.
Я чужой, и в этой отчужденности – гложущая тоска и лютое одиночество, но она всегда будит во мне мысли о чудесной неведомой родине и наполняет мои сны видениями далекой земли, никогда прежде не открывавшейся моему взору.
Я чужой среди своих близких и друзей; повстречав кого-нибудь из них, я спрашиваю себя: «Кто это, откуда я знаю его, какой закон связал меня с ним, почему я должен подойти к нему и заговорить?»
Я чужой своей душе, и когда слышу собственные слова, слух дивится моему голосу. Когда порой я наблюдаю, как мое сокровенное «Я» смеется или плачет, дерзает или страшится, все мое существо изумляется самому себе, а дух мой жаждет вникнуть в мой дух. Но нет, я остаюсь все в той же безвестности, нераспознанный, повитый пеленами тумана, укрытый завесой безмолвия.
Я чужой своему телу и всякий раз, когда гляжусь в зеркало, улавливаю в своем лице нечто такое, чего не чувствует моя душа, и читаю в глазах такое, чего не хранят тайники сердца.
Я иду по улицам города, и юноши преследуют меня с криками: «Глядите-ка, слепец! Дадим ему посох – пусть опирается на него!» Я кидаюсь прочь, но меня настигают девушки, хватают за полы одежды со словами: «Он глух, точно скала, наполним его слух напевами страстной и пылкой любви!» Я вырываюсь из их рук, бегу не оглядываясь, но наталкиваюсь на мужчин, которые, обступив меня, говорят: «Он нем, как могила, так поможем ему развязать язык!» В страхе я спешу их покинуть, но встречаю на пути толпу стариков, которые дрожащими пальцами указывают на меня и молвят: «Это безумец, потерявший рассудок на пастбищах злых духов!» Я чужой в этом мире.
Я чужой, и хотя странствовал по всему свету, не нашел отчего края и не встретил ни единого человека, кто бы узнал меня и внял мне.
Утром, пробудившись, я чувствую себя узником в темной пещере, со сводов которой свешиваются ехидны, а по углам ползают скорпионы. Когда я выхожу на свет, тень моего тела тянется следом, а впереди бредут неведомо куда тени моей души, ищущие нечто за пределами моего разумения, хватающие то, что мне вовсе не надобно. Воротившись вечером, я ложусь в постель, набитую страусовым пером и шипами терновника, и странные мысли завладевают мною; тревожные, радостные, мучительные и сладостные желания одно за другим охватывают меня. А в полночь, выступив из расселин пещеры, мне являются призраки ушедших времен и духи забытых наций, и мы жадно вглядываемся друг в друга. Я вопрошаю их, и они мне ответствуют с улыбкой. Когда же я порываюсь их удержать, они исчезают, как истаивает дым.

Из книги "Слеза и улыбка"

Я бежал от толпы и бродил по широкой долине, то выслеживая течение ручейка, то прислушиваясь к щебету птиц. Так я дошел до места, скрытого ветвями от взоров солнца, и сел там, беседуя со своим одиночеством и разговаривая с душой – душой жаждущей, для которой все видимое – только мираж, а все невидимое – утоляющий источник.
Когда мое сознание вырвалось из темницы материи в пространство фантазии, я осмотрелся и вдруг увидел девушку-фею, стоявшую подле меня; одежду и украшения заменяли ей виноградная лоза, скрывавшая часть ее стана, и венок из анемонов, скреплявший ее золотистые волосы... Заметив по моим взглядам, что я смущен и растерян, она произнесла: "Я дочь лесов, не пугайся!"
Сладость ее голоса вернула мне силы, и я сказал: "Разве подобная тебе может жить в пустыне, где царит уныние и обитают дикие звери? Заклинаю тебя жизнью твоей, скажи мне, кто ты и откуда пришла".
Она села на траву и отвечала: "Я символ природы. Я дева, которой поклонялись твои отцы – воздвигали мне жертвенники и храмы в Баальбеке, Афке и Джубейле".
"Эти храмы, – возразил я, – давно разрушились, и кости моих дедов сравнялись с кожей земли. От следов их божеств и религий не осталось ничего, кроме немногих страниц в недрах книг".
Но она прервала меня: "Есть Боги, живущие жизнью своих почитателей и умирающие с их смертью. А другие живут божественной сущностью, вечной, нетленной. Моя божественная сущность почерпнута из красоты, которую ты видишь, куда ни обратишь свой взор. Красота же – это вся природа. С красоты начиналось счастье для пастуха, бродящего среди холмов, селянина, трудящегося на полях, кочевников, скитающихся меж горами и берегом. Красота была для мудреца лестницей к трону неуязвимой истины». Биения моего сердца подсказали языку неведомые дотоле слова, и я воскликнул: «Но ведь красота – сила грозная и ужасная!» На губах ее цветком промелькнула улыбка, а во взоре отразились тайны жизни. "Вы, люди, – ответила она, – боитесь всего, даже самих себя. Вы боитесь неба, хотя оно источник мира, боитесь природы, хотя она ложе успокоения, боитесь Бога Богов и приписываете ему зависть и гнев, а он, если не любовь и милосердие, то ничто".

Я не променяю печали своего сердца на радость людей и не согласен, чтобы слезы, которые извлекает скорбь из моих недр, превратились в смех. Я мечтаю, чтобы моя жизнь оставалась слезой и улыбкой: слеза очищает сердце и научает тайнам и глубинам жизни, улыбка приближает меня к сынам моей земли и служит символом моего прославления Богов; слеза позволяет мне оставаться среди людей с разбитым сердцем, а улыбка знаменует мою радость бытию.
Я желаю умереть любя, а не жить скучая. Я желаю, чтобы в глубинах моей души вечно оставался голод по любви и красоте. Я созерцал и увидел, что люди довольные несчастнее всех и ближе всех к материи; я преклонил ухо и услышал, что вздохи мечтающего влюбленного слаще звуков струн.
Наступает вечер, и цветок сжимает свои лепестки и засыпает, обнявшись со своей любовью, а когда приходит утро, он открывает свои уста, чтобы принять поцелуй солнца. И жизнь цветов – любовь и свидание, слеза и улыбка.
Испаряются воды моря и, поднявшись вверх, собираются и становятся облаком, плывущим над холмами и долинами. А когда оно встретит нежный ветерок, то падает слезами на поля и собирается в ручейки, и возвращается к морю – родине своей. Жизнь облаков – разлука и встреча, слеза и улыбка. Так и душа отделяется от единого Духа, идет в мир материи и проходит, как облако, над горами печалей и долинами радостей; она встречается с дуновением смерти и возвращается туда, где была, к морю любви и красоты – к Богу...